Лейси (начало)

У Змея родился сын. Все были рады и счастливы, а Феечку воротило от младенца. Она боялась его, ее одолевало отвращение при мысли, что его нужно взять на руки. Феечке было очень плохо, невыносимо тяжко находиться с ним рядом, а ещё тяжелее объяснить родственникам свое странное поведение.

Вечером того же дня, когда Феечка уже легла спать, Вдова устроила истерику:

«Он мой внук!!! Почему ты такая?!»

Она и не думала спросить, что у дочери в душе, а у Феечки не было позитивного опыта общения с матерью.

Вдова как всегда оторалась, слила на Феечку эмоциональные помои, пока та, стиснув зубы и укутавшись в одеяле, всем телом останавливала лавину рыданий, что рвались из горла.

Вот Вдова вышла, и плотину прорвало:

«Мне двенадцать лет было, всего двенадцать лет, а вы не защитили меня – маленькую девочку – от этого урода, от этого монстра…»

Пять лет назад

Феечка долго решала, идти к лекарю душ или нет? Может, она преувеличивала? Может, все не так и плохо?

Она подошла к Вдове, что сидела в зале и, сквозь слезы, призналась, что приняла решение сходить к лекарю душ.

Вдова глядела на Феечку надменно и с осуждением громко вставила:

– Зачем?! Ты не пережила того, что я пережила, зачем тебе лекарь?

Вечером того же дня Феечка рассказала Вдове о домогательствах Змея. Она даже пожалела ее, когда та плакала, но Феечка чувствовала, что для Вдовы это происшествие сродни, мол, «сыночек нашалил, а-та-та, я его накажу».

Феечке этого было недостаточно.

Спустя пару дней Вдова начала рассуждать вслух, мол, – «а мы ведь не знаем, что за стенами происходит! Может, где-то прямо сейчас отец насилует дочь! Представляешь?! Это ведь гораздо хуже!»

Ничего страшного не стряслось, живём дальше!

Феечка хотела, чтобы Змей сдох, а она так просто молвила, что все хорошо!

Чужая дочь

Три года назад

Феечка гуляла по верхнему озеру и разговаривала с мамашей по телефону. Было ветрено и безлюдно. Феечка уже месяц-полтора ходила к лекарю душ.

Феечка плакала и делилась Вдове, чувствуя вину за свои слезы и боль, что больше не может так жить, что ей тяжело молчать.

Надменно и холодно Вдова сказала:

«Ну, наверное, тебе надо уехать. Раз ты не можешь это принять, наконец, простить и забыть, думаю надо тебе уехать. Куда-нибудь подальше: Москва/Питер. Конечно, желательно, чтобы с тобой был какой-нибудь человек, чтобы подбадривать тебя, но да, определено надо уехать.»

Феечка плакала.

Проходили недели.

Душа Феечки постепенно исцелялась, и она начинала осознавать, как несправедлива была к ней мать, а позднее поняла, что с ней вообще бесполезно разговаривать: она была глуха.

Впервые в жизни Феечка попыталась выговорить матери обиды и предъявила злость, но Вдова не смогла этого выдержать и надменно молвила:

«Я к тебе в матери не набиваюсь!»

Вдова обвиняла Феечку и в том, что та разрушила все то, что она строила на протяжении всей жизни: семью, отношения.

Но разве это семья?!

«Из дерьма и палок дворец не построить!» – ругалась про себя Феечка.

Как же люди слепы! Но все, что у них есть:

«Дворец из дерьма и палок!»

Значит, пусть живут в нем, а Феечка выбирает уйти.

У нее больше нет претензий на любовь, она понимает, что это уродство и было «ею», и для другой места просто не существует.

Феечка недоумевает: Вдова никогда не обнимала ее, не говорила, что любит, не целовала перед сном, эмоциональной близости между ними никогда не было, и вместе с тем, все границы были стёрты до дыр!

С тех пор Феечка с мамашей особо не общалась. Да и вообще она всегда ощущала себя чужой в семье. И дело даже не в том, что она совсем-совсем не похожа на мать. В далёком детстве, когда Феечке было лет пять, а, может, и того меньше, мамаша и ее родственники играли с ней в одну очень жестокую забаву.

Было лето.

Чужеземец остался дома, а Вдова с детьми уехала в дальние края к своим родственникам.

Напротив трехэтажного дома, где жила Хромоножка – мать Вдовы – стояли лавочки и длинный деревянный стол.

На лавочках этих сидела Вдова с Феечкой, а рядом Хромоножка и ещё две женщины, Феечка, их не помнила, может быть, соседки.

Отсюда трехэтажный дом Феечке казался совсем уж огромным и очень высоким. Она завороженно рассматривала его. Тут тётки-ведьмы и решили поиграть в любимую забаву.

То одна, то другая, смеясь подшучивали:

– Ты не мамина дочь? Ты не мамина дочь? Ты ведь так на нее не похожа!

Они ржали как кони, а Феечка захлёбывалась от плача. Она верила им. Она – не мамина дочь.

– Ты не моя дочь! – Вдова театрально задирала подбородок и отсаживалась от Феечки.

Феечка рыдала ещё горше. Ведьмам нравилось наблюдать реакцию пятилетней девочки.

Под конец Вдова превзошла саму себя. Она встала и направилась в гости к дяде, «забыв» про Феечку. Та зарыдала с новой силой. Насладившись детским плачем, Вдова остановилась и небрежно вытянула руку. Феечка, как собачонка побежала к ней.

«Таким жестоким тварям стакан воды в старости, даже кот не принесёт!» – прямо сейчас подумала Феечка.

Сватовство

У Чужеземца на родине было три брата и четыре сестры. У всех у них были свои дети.