Лейтенант Бертрам

— Налейте себе еще коньяку! — посоветовала она и даже извинилась перед ним: — Не обижайтесь на меня за этот смех, со мной это иногда бывает. А теперь к делу. Вы, вероятно, даже не знаете, что ваше предложение весьма и весьма разумно. Если б вы это знали, то наверняка вам не пришлось бы играть эту мучительную роль шантажиста. В этом не было нужды. Так или иначе, но отныне я буду с вами начеку. Впрочем, мне это даже нравится. Это было умнее, чем если бы вы прибегли ко мне как к ангелу-спасителю. У меня нет данных для этой роли. Нет, это просто здорово, что вы решились на крайность. Вы торопитесь, вам нужен скорый ответ? Итак, я согласна. Я помогу вам вылезти из грязи, а вы за это дадите мне защиту и те свободы, которыми пользуются замужние женщины. Что ж, это в высшей степени практично. Вот только ваша дурацкая бюргерская фамилия! Говорю вам это, хотя и начисто лишена предрассудков, за что вы меня только что хвалили. Думаю, что папа чинить препятствий нам не станет. Если это необходимо, то есть если вам это необходимо, мы можем объявить о помолвке в ближайшие дни. Что вы на это скажете?

Хартенек, который поначалу не мог понять, дурачит она его или говорит серьезно, ощутил вдруг теперь, когда его дело выиграно, что-то вроде обиды, вызванной тем легкомыслием, с которым она отнеслась ко всей этой истории.

И все-таки мало-помалу в нем крепло сознание своей победы. Выйдя от Эрики, он почувствовал себя свободным и сильным.

Несмотря на поздний час, он отправился в казино, где встретил только капитана Штайнфельда, сейчас соломенного вдовца, и конечно, Хааке с Вильбрандтом, не считая нескольких юных лейтенантов.

— Могу я пригласить вас на пунш? У меня есть повод для торжества! — выкрикнул он почти задорно.

Все сразу уселись за круглым столом.

— Так за что же мы пьем? — поинтересовался капитан Штайнфельд, когда принесли пунш.

— Угадайте! — с таинственным видом предложил Хартенек.

— Богатое наследство? — спросил осторожный Хааке.

— Нет.

— Повышение? — воскликнул Вильбрандт.

— Нет.

— Помолвка? — крикнул кто-то из лейтенантов, уже изрядно набравшийся. На его бестактность остальные отреагировали только сердитыми взглядами. Но как же они удивились, когда Хартенек вдруг закричал:

— Молодец, юноша, вы угадали!

Офицеры выслушали новость и поздравили Хартенека.

— Великолепная партия! — воскликнул капитан Штайнфельд, и умница Хааке с уважением заметил:

— Тесть с исключительными связями!

Все они, конечно, диву давались, как это Хартенек сумел, но никто ничего не спросил.

Созванный Йостом офицерский суд чести при этих обстоятельствах, разумеется, уже не мог состояться. На помолвку в доме Шверинов явились все офицеры гарнизона и все окрестные помещики. Не было только Йоста, который, однако, прислал свои извинения. Граф Шверин отвел в сторону будущего зятя и выпил с ним на брудершафт.

Затем он спросил:

— Если я могу быть тебе чем-нибудь полезен, мои мальчик, скажи мне сразу. У тебя есть долги?

Хартенек чуть ли не с виноватым видом ответил, что нет.

— А не мог бы ты вместо очков носить монокль? — спросил граф. — Монокль выглядит как-то воинственнее.

— Эрике мои очки не мешают, — заметил Хартенек.

— Ну, тогда дело другое, это всего важнее! — воскликнул старый Шверин, который в этот вечер, пожалуй, хватил лишку. Он обнял Хартенека за плечи и сказал: — Извини, мой милый. Я, разумеется, не хочу быть нескромным, но Эрика — мое единственное дитя. Скажи мне честно: ты и вправду ее любишь? Ты сделаешь ее счастливой?

— Ну, конечно, папа, — покраснев, пробормотал Хартенек.

Граф теперь довольно путано говорил обо всем на свете. Вдруг ему вздумалось выяснить, почему Йост отклонил приглашение.

— Понятия по имею! — соврал Хартенек и тут же добавил: — Так или иначе, а для Эрики это обидно.

— Ведь правда? И для тебя, и для меня тоже! — разбушевался Шверин. — Это выглядит так, будто ему наше общество не подходит.

— Он далек от партии, — заметил Хартенек.

— Что ж ты молчал! Ты просто обязан все подробно мне рассказать. Впрочем, я теперь что-то такое припоминаю. Он как-то мне тоже рассказывал забавные истории: он-де не доверяет фюреру, он, изволите ли видеть, не довернет фюреру!

Хартенек кивнул старику. Одержанная победа еще пьянила его. Он не только покончил со всеми затруднениями, он теперь еще и принят в высшем обществе, ему открыт доступ к самым влиятельным кругам. И теперь он возжаждал сполна рассчитаться с Йостом.

— Тебе и в самом деле не нужно ничем помочь? — еще раз спросил граф.

У Хартенека было одно желание, одно-единственное жгучее желание, которое теперь, когда все опасности были позади, страстно его занимало. И он открыл своему тестю, что хочет в Испанию.

— Если я просто подам рапорт, ты же знаешь, Йост мне откажет. Он меня терпеть не может. Он не захочет, чтобы я отличился там, в Испании. Знаешь, он ведь придерживает мое повышение. Если бы ты с твоим влиянием мог мне помочь… — сказал Хартенек и добавил: — Дело не просто в том, чтобы попасть в страну, главное, попасть в определенное место.

И он развил весь свой план: