Лейтенант Бертрам

— Нет! Что ты такое подумала! — Марианна оттолкнула от себя руки подруги. Эрика, склонившаяся было над Марианной, разочарованно отпрянула. Она сидела на диване, опустив свои круглые плечи. И вдруг утратила самообладание. Надула губы, как ребенок, который собирается заплакать.

— Марианна, и все-таки ты должна мне помочь! — взмолилась вдруг Эрика. Она встала и подошла к зеркалу. Руки машинально поднялись, чтобы поправить черные коротко стриженные волосы. Когда она опять села, они уже поменялись ролями. Теперь Марианна, утешая, обвила рукой плечи Эрики.

— Ты же все знаешь, — сказала Эрика тоном, исполненным горечи. — Все, Марианна. Мне нужен врач.

Марианна так высоко подняла светлые брови, что казалось, у нее совсем нет лба.

— Ох, это трудное дело в наши дни.

— Вечно одно и то же! — буркнула Эрика про себя. — Стоит не остеречься, как сразу влипаешь. Последний раз это со мной случилось три года назад. Но тогда это были пустяки. Я знала прекрасного врача. Он был еврей и теперь, наверно, мыкается где-нибудь в эмиграции…

— А мой, доктор Керстен, ужасный трус, — сказала Марианна.

— Я знаю одного, — продолжала Эрика, — но глупость в том, что он дружен с людьми, которые хотят навредить папе в партии. Я ему не доверяю. Столько всяких доносов вокруг…

— Я все-таки спрошу Керстена, — решила наконец Марианна. — Тут мы ничем не рискуем.

Эрика кивнула и вскоре опять уже смеялась.

Когда они закрыли за собой дверь, обер-лейтенант Хартенек, стоявший в нише между книжными полками, опять склонился над книгой, которую держал в руках, и попытался продолжить чтение. Углубившись в рассуждения Стендаля о Наполеоне, он не заметил прихода обеих дам. Но он успел услышать такие интимные признания, что обнаруживать себя уже было поздно.

Он слишком взволновался, чтобы читать дальше. Захлопнул тонкую книжицу, аккуратно поставил ее на место и на негнущихся ногах пошел прочь.

С насмешкой на лице разглядывал он танцующие пары. Когда он вошел в столовую, его подозвал капитан Бауридль и заставил сесть за игру вместо себя, что Хартенек сделал с плохо скрытым неудовольствием.

Бауридлю уже давно не сиделось, и он поспешил уйти, чтобы еще разок глянуть на свою соседку по столу. Альмут с сестрами стояла в дверях зала, но он не отважился к ней подойти. На ее лице — так ему показалось — лежала тень. Почудилось ему или и в самом деле тень эта исчезла, когда Альмут увидела его? Она даже сделала шаг ему навстречу. Он быстро подошел к ней, но после дурацкого вопроса, как она тут развлекается, у него опять словно язык отнялся. Стоять подле нее было приятно, но в то же время и тягостно. Она казалась ему очень красивой. Бауридль был убежден, что только он может по достоинству оценить ее красоту. Он стоял рядом с ней, разинув рот, и размышлял, чем привлечь к себе ее внимание, как показать ей, что он не кто-нибудь, что он принадлежит к числу избранных. Но единственно интересным в его жизни были полтора года, проведенные в Испании.

И пока он ей рассказывал, как чудесно красива Барселона, лежащая у моря между Тибедабо и Монтжуи, как упоительны прогулки по шумному бульвару и вниз к порту, как чертовски тяжелы испанские вина и какие там странные, чуждые женщины, взгляд ее задумчивых глаз опять стал теплым и сияющим. Ее внимание подогрело Бауридля, его описания стали оживленнее, краткие восторженные восклицания девушки льстили ему, а удивленные покачивания головой — и того пуще.

— Каракатицу? Не может быть! — говорила она.

— Правда, правда. — Капитан Бауридль снова повторил, что ел каракатиц. И ему даже понравилось. И он так был этим горд, что впервые решился взглянуть ей в глаза. Но тут же отвел взгляд, и рассказ о том, какова каракатица на вкус, прозвучал сбивчиво и туманно. Перерыв в танцах подошел к концу, вновь заиграла музыка.

— Я не смею больше заставлять вас скучать со мной, — вздохнул он. Но Альмут Зибенрот хотелось еще послушать про Испанию.

Как же понравился капитану этот интерес к дальним странам у дочки почтового инспектора! Он даже не подозревал, что столько видел в этой удивительной стране Испании! Рисовые поля Аликанте, священную гору Монсеррат, апельсиновые рощи под Малагой, Алькасар, мрачный замок Эскуриал и Мадрид. Мадрид, богатый, беззаботный, роскошный город. Он рассказывал о бое быков. Альмут Зибенрот испугалась, когда он описывал, как бык, с пикой матадора в загривке, сначала стоит неподвижно, потом начинает дрожать и наконец падает как подкошенный.

На этом капитан Бауридль закончил свой рассказ и, второй раз за этот вечер заглянув ей в глаза, произнес почти с тоской:

— Мне хотелось бы опять туда попасть.

— Я понимаю, — ответила Альмут Зибенрот, — это было бы чудесно.

— Ну, разумеется! Вам наверняка бы там понравилось! — поддавшись искушению, воскликнул капитан Бауридль. Он видел ее прелестный профиль, мерцание мягкого светлого пушка над верхней губой и мечтательность ее взгляда.

— Как вы хорошо рассказываете! — сказала она и простилась с ним.

Капитан Бауридль, радостный, вернулся к карточному столу, где Хартенек с превеликим удовольствием уступил ему место.