Наконец добрались да временного штаба, Женька сдал под замок вздорную подпольщицу и вздохнул с облегчением. Из госпиталя вернулся Попов, начальство вело допрос, переводил Спирин, помощь там пока не требовалась. Зато ожидался полноценный обед…
Сидели на свежем воздухе. Супец поостыл, но ничего, наваристый, – Женька работал ложкой и жевал нарубленный толстыми фронтовыми ломтями хлеб. Остальной рядовой состав опергруппы отобедал раньше и теперь неспешно пил чай, одновременно лузгая семечки, добытые всезнающим Анджеем.
– Позволительно подвести самые предварительные итоги, – сообщила Катерина, элегантно сплевывая шелуху. – Общий результат удовлетворительный. Немец взят, документация тоже наша.
– Марина в тяжелом, Васька вот тоже… – напомнил Женька, выгребая из котелка гущу. – Командир в санбате застрял…
– Отож война, – вздохнул Торчок.
Кивал, дожевывая круто посоленный ломоть, повидавший жизнь Анджей.
– Война есть война, а у нас задача не только ногами, но и мозгом работать, – Катрин посмотрела в сторону лагерной канцелярии. – Надо бы, Женя, поприсутствовать при беседе. Такой резиновый фриц нам попался, что до дна выжать его будет крайне трудно.
– В центре поговорим, с чувством, с толком…
– Это правильно. Но и фактор времени нужно учитывать. Скорее всего, Визе отсюда биоматериал пытался отправить.
– Що, микроскопы с колбами? – удивился Торчок. – То на авто должно грузиться, иначе как уволочь.
– Да, на машину. Или на подводы. Но биоматериал он бывает живой и, иногда, даже человеческий. Кушать хочет, пить и все такое…
Женька вздрогнул. Вода на ночных бандеровских подводах имелась. Да нет, негде здесь людей прятать. Все ведь обыскали. В смысле, живых негде прятать, а ликвидированных к чему забирать.
Катерина покосилась, насыпала из газетного фунтика себе в ладонь еще семечек:
– Без суеты. Имеется лишь гипотетическая вероятность. Напрямую спрашивать не выйдет – Визе «на горло» и суеверной обработкой не взять. Нам бы догадаться, как точнее вопрос ставить. Хотя все равно маловероятно.
– Я пойду посмотрю, как там, – Женька поспешно хлебнул из кружки, взял пилотку.
Катрин тоже поднялась:
– Потолкусь с вами рядом, если позволят.
По пути к канцелярии Женька прошептал:
– А ты про людей точно знаешь?
– Нет. Косвенно. Слухи и догадки такие имелись. Непроверенные…
Допрос шел туго. Штурмбаннфюрер сидел забинтованный, с мытыми руками. Признал, что он Карл Визе, но разговориться не спешил. Намекал на «сотрудничество под гарантии». В общем, бодяга с ним предстояла долгая. Женька задал пару вопросов – получил расплывчатые ответы – разговаривать со своими непосредственными пленителями доктору явно было неприятно. Вставшая за спиной старший сержант его нервировала, но от состояния «поплыл и потек» он был далек. Марчук перекрестным вопросам не мешал, но явно не понимал их смысла. Катрин села перед Визе, задумчиво глянула в лицо – эсэсовец выдержал, даже щербато улыбнулся и сказал что-то о правах военнопленных медиков.
– Товарищи командиры, есть гарантия, что этот тип под какую-нибудь амнистию не попадет? – тихо спросила Мезина.
– Да що ему за амнистии? – удивился капитан Марчук. – Приехал эскулап по полной программе.
Визе слегка побледнел, но промолчал.
Не выходило ничего. Женька был уверен, что «кое-кто» разговорить немца вполне способен, но ведь попортится драгоценный «язык». Начальство безмерно огорчится, да и вообще… Не наши это методы.
В дверь стукнули, сунулся Торчок:
– Виноватый, товарищ капитан. Тут тако дело… – ефрейтор оглядел офицеров и остановил свой взгляд на Катерине. – Вопросец есть…
Анджей говорил захлебываясь и размахивая руками: «podziemny przebieg» «oni kopali, kopali…»
Кляла себя Катрин. Видят боги, нужно было четче переключаться. Слишком плотно связана проблема с Теми делами, чтобы следовать здешней логике. Надо было переключиться, потеряла чуткость, дура толстокожая…