Лейтенант Рэймидж

Обстановка большого, с мраморными полами рабочего кабинета дворца свидетельствовала, что сэр Гилберт — человек культурный и со вкусом, делавший во время своих долгих поездок по Европе расчетливые приобретения. Римская амфора, установленная в углу на постаменте из красного дерева, сохраняла следы ракушек и кораллов, облеплявших ее поверхность, выдавая, что этот остаток груза римской галеры, потерпевшей кораблекрушение лет две тысячи этак назад, извлекли на свет рыбацкие сети.

Вице-король заметил, куда смотрит Рэймидж, и сказал:

— Вытащите пробку.

Охваченный любопытством, Рэймидж подошел и, бережно придерживая черное горлышко, вытащил деревянную затычку. Внутренняя часть горловины была покрыта темными пятнами, похоже, что красная керамика была запачкана маслом. Он наклонился и понюхал: действительно, масло, ароматическое масло, предназначенное, может быть для того, чтобы умащать тело любящего роскошь центуриона, живущего в каком-нибудь богом забытом лагере на краю Римской империи.

— Да-да, это мирра, — сказал сэр Гилберт, — масло сладкого кервеля.

Звуки голоса шотландца рывком вернули Рэймиджа на землю: в захватившей его череде диких и эротичных мечтаний он уже втирал мирру в теплую кожу Джанны.

— Ее светлость, — добавил вице-король, — находила этот аромат восхитительным, пока я не сказал ей, что это. Однако в ее представлении ладан и мирра неразрывно связаны с образами несусветного разврата, так что ни в чем неповинная амфора была отправлена в изгнание в мой кабинет.

Сэр Гилберт извинился за то, что резко оборвал их беседу получасом ранее — новости, принесенные с севера коммодором Нельсоном оказались очень серьезными… Но как поживают его старые друзья, граф и графиня? Рэймидж мог сообщить очень немного нового о них: писем не было уже несколько недель.

Не думает ли он, поинтересовался сэр Гилберт, что маркиза быстро идет на поправку? Рэймидж согласился.

— Мы благодарны вам, мой мальчик, — сказал вице-король. — Вы исполнили очень трудную миссию. Гораздо более трудную, — добавил он с оттенком двусмысленности, — чем можно было представить, даже с учетом гибели вашего корабля. Кстати, хочу выразить раскаяние за свой намек сэру Джону Джервису, чтобы он послал «Сибиллу», поскольку знание вами итальянского языка может помочь делу.

— А, вот почему мое имя было упомянуто в приказе!

— Да, к тому же вы знакомы с семьей Вольтерра.

— С матерью, но не с дочерью, которая с тех пор сильно выросла!

— Естественно. Но в то время, когда «Сибилла» была здесь, это казалось хорошей идеей.

Рэймидж вдруг понял, что сэр Гилберт казнит себя за то, что случилось.

— Сэр, это действительно была хорошая идея. Просто нам не повезло столкнуться с «Баррасом».

— Ну что же, я рад, что вы так думаете. Кстати, как я понимаю сегодняшний… э-э… процесс был не закончен, а прерван.

— Да, прерван вследствие прибытия коммодора.

— Уверен, что все кончится хорошо. Вы трое — упрямые молодые люди.

— Трое, сэр?

— Вы, маркиза и ее кузен.

— О, да. Полагаю, так и есть.

— Я не имел понятия о том, что случилось сегодня утром. Моя жена и я были уверены, что маркиза лежит в постели, пока доктор не сказал нам. Выяснилось, что она… э-э… ушла, оставив в комнате записку.

Рэймидж не мог понять, является ли это заявление сэра Гилберта дипломатическим ходом или всего лишь выражает желание ни во что не вмешиваться, пока старый шотландец не продолжил:

— Полагаю, вам известно, что мы тоже старые друзья семьи маркизы?

— Да. Ее светлость намекнула на это несколько минут назад.

— Возможно, вы думаете, что это повлияло на мое намерение обязательно спасти этих беглецов?

— Нет, сэр. Я никогда не увязывал эти два факта.

— На деле, если мы намереваемся освободить несчастную родину маркизы от Бонапарта, нам нужен некто, кто сумеет поднять людей. Тем более, что Бонапарт ввел в своих войсках жесткие порядки, словно это римские легионы древней… Ну ладно. Нам нужны люди, не символы. Многие воспринимают род маркизы, особенно ее саму и ее погибшего кузена, графа Питти, как поборников прогресса, с которыми так желал расправиться великий герцог Тосканский. Если говорить об этом, то великий герцог сильно запятнал свою репутацию, пойдя на союз с Бонапартом. А что может послужить лучшим штандартом, придать большее воодушевление, как не прекрасная молодая девушка?

— Новая Жанна д’Арк!

— Именно! Что же, давайте присоединимся к моей супруге и нашему прекрасному штандарту.

Они направились к террасе. Едва мужчины успели занять места в креслах, появился лакей, прошептал что-то на ухо сэру Гилберту и тут же исчез.

— Кое-кто желает видеть вас, — пояснил вице-король.

Рэймидж почувствовал себя виноватым: Пробус наверняка в ярости, поскольку он оставил на несколько часов корабль, хотя Джек Доулиш обещал объяснить ему, что нельзя было отправить маркизу в резиденцию без провожатого…

Лакей препроводил молодого мичмана к стеклянной двери, возле которой тот на мгновение замер в изумлении — внезапный переход от мичманской каюты на «Диадеме» к роскоши террасы явно ошеломил его.

Рэймидж кивнул ему.

— Я лейтенант Рэймидж.