Лейтенант Шмидт

С раннего утра на площади снова зашумел митинг. Говорил Петров и другие матросы, говорили штатские. Флотские дела переплелись с рабочими, крестьянскими, общероссийскими.

— Освободить всех политических — матросов и солдат! Отдать их на поруки матросам и солдатам, а если судить, то гласным судом!

— Устроить библиотеку и читальни за счет казны! Выписывать книги и журналы по желанию нижних чинов!

— Удалить из города казаков! Снять военное положение! Отменить смертную казнь!

При общем сочувствии Столицын говорил, что огромные земли, принадлежащие царской семье и монастырям, надо отобрать.

Какой-то юный матросик предложил включить в требования:

— Обращение офицеров с нижними чинами на «вы» и отмена титулов вне службы!

Ему ответили дружескими смешками, ироническими репликами («А как же без матюков и кулаков! Мыслимое ли дело?») и тут же одобрительно подняли руки.

— Полная свобода вне службы! Право посещать все общественные места и собрания.

— Увеличение жалованья от пяти до десяти рублей в месяц.

— Уменьшение срока службы: для солдат до двух лет, для матросов до четырех.

— Рабочему классу восьмичасовый рабочий день!

— Долой денщиков! Офицеры не должны иметь военной прислуги для своих домашних надобностей.

Представители музыкантов заявили о своих требованиях: меньше отчислений из заработанных денег, регулярные занятия, учреждение школы для детей матросов и солдат.

Требование созвать Учредительное собрание шло в соседстве с подробно разработанным требованием увеличить оклад на приварочное довольствие и заботиться о том, чтобы оно попадало в котел, а не в бездонные карманы интендантов. Вольнонаемный музыкант Тюпалов вскочил на бочку и, размахивая фуражкой, крикнул:

— Да здравствует Россия! Не надо нам царя!

С криками: «Ай да молодец!» матросы восторженно подняли его на руки и стали качать.

В это время Петров зашел в канцелярию одного из экипажей и с удивлением обнаружил, что часть писарей продолжает заниматься своими бумагами как ни в чем не бывало.

— А вы что же? Вам не нужна свобода? Сердца у вас нет!..

Пристыженные писаря выскочили во двор. Здесь толпы матросов начали строиться в колонны. Во главе встали оркестры. С музыкой, громко провозглашая лозунги свободы и новой жизни, взволнованные матросы колоннами двинулись к соседним казармам Брестского полка.

По дороге к матросам присоединились солдаты запасного батальона и часть артиллеристов с крепостных батарей.

У брестцев тоже с утра шел митинг, но не с таким боевым напором, как у матросов. Офицеры находились тут же, хотя не в силах были помешать «сборищам». Появление колонн матросов брестцы встретили восторженными криками «ура». Через несколько минут солдаты оказались в рядах матросов, гимнастерки перемешались с флотскими фланелевками.

Под крики «ура» и веселые прибаутки были разоружены офицеры. Разоружены и тут же под честное слово отпущены домой. Через некоторое время прибыл командир полковник Думбадзе, вскоре прославившийся на всю Россию своей тупой свирепостью. Не успел он оглядеться и, выпучив глаза, крикнуть: «Эт-та что такое?» — как был окружен матросами и солдатами и обезоружен.

— Катись, катись отсюда, ваше высокоблагородие…

Думбадзе сообразил, что лучшего нечего и ждать.

И незаметно исчез.

Митинг продолжался. Говорили о братском единстве матросов и солдат, которых начальство пытается настроить друг против друга.

— Настроят, — говорил Петров, — а потом нас нашими же руками перестреляют. Вон глядите, — он махнул рукой на высившийся по ту сторону бухты берег, — на Историческом бульваре уже пулеметы стоят. Зачем они там? На нас нацелены!

Вскоре к празднично настроенным матросам и солдатам пожаловали новые почетные гости. В экипаже, запряженном парой лошадей, ко двору казарм приближались комендант Севастопольской крепости генерал-лейтенант Неплюев и командир пехотной дивизии генерал Седельников.

Они подъехали и тотчас были окружены морем матросов и солдат. Хорошо зная о настроении в казармах, генералы решили испробовать тон ласково-успокоительный.

— Братцы, что за шум?.. И порядка что-то маловато…

— А это порядок — пулеметы ставить в городе?

Генералы продолжали сидеть в экипаже, чувствуя, что лучше не спускать ног на горящую землю. Но экипаж все теснее окружала толпа. Один матрос уже встал на подножку и, вплотную приблизившись к генералам, спросил:

— Для кого пулеметы, ваше превосходительство? В центре города, на Историческом бульваре?

— Может, против японцев? — ироническую реплику из толпы покрыли раскаты смеха.

— До японцев они не достанут, куда им.

— Против народа эти пулеметы, вот против кого, — сказал матрос и решительно спрыгнул с подножки.

— Убрать пулеметы! Убрать пулеметы! — неслось со всех сторон.

Матрос взялся за ручку дверцы:

— Прикажите, ваше превосходительство, немедленно убрать пулеметы с Исторического бульвара.

Генерал Неплюев качал головой, пытаясь сохранить достоинство, но кончики его усов дрожали:

— Но, господа… братцы, я не имею права… я не…

Терпение толпы истощалось. Раздались крики:

— Судом их! Своим судом!