Лейтенант Шмидт

Другого нового товарища Шмидта звали Шелгунов. Фамилия эта была хорошо известна русской интеллигенции во второй половине XIX века. Отец ученика Морского училища Н. В. Шелгунов, писатель-публицист, привлек внимание читателей к социальным вопросам, заставив задуматься, в частности, о роли пролетариата, который в то время начал быстро расти в России. Юный Шмидт бывал в семье Шелгуновых.

Гардемарины, блестящие кавалеры и завидные женихи, волновали сердца салонных барышень, влекли расчетливые взгляды мамаш и слегка тревожили начальство своими шалостями в местах приличных и не очень приличных. Но «магистр» Шмидт и два-три его товарища, забираясь в укромные уголки, читали и страстно спорили об общественных проблемах, социалистических учениях, о статье Михайловского, книге Милля. В помещении Морского училища друзья завели гектограф и размножали на нем некоторые достойные произведения, например «Исторические письма» Миртова.

Юный энтузиаст в морской форме, Шмидт с негодованием говорил о грубости, пошлости и развращенности среды, в которой ему приходится жить, ставил под сомнение пример отца, деспота даже в собственной семье. Намечтавшись о добром, чистом, справедливом, он так хотел сам сделать что-нибудь героическое, достойное этой мечты.

Получив первый офицерский чин, мичман Шмидт приехал в отпуск к семье в Бердянск. Здесь была похоронена мать. Окрестности этого южного городка были насыщены прелестью и покоем. Походы в море на лодке в поэтическом одиночестве и книги, книги, книги… Можно читать, не оглядываясь ни на какое начальство. И вдруг мичман Шмидт, гордость семьи, привел в замешательство отца, адмирала в отставке, и сестер странной фантазией: он решил поступить на местный завод сельскохозяйственных орудий. Помилуйте, зачем? Что делать? В каком качестве? Поработать. Рабочим. Зачем? Чтобы лучше познакомиться с рабочими.

Шмидт сбросил офицерский мундир и надел рабочую блузу. Возвращаясь вечером к нетерпеливо и тревожно ожидавшим его сестрам, усталый и возбужденный, он рассказывал о хороших людях и тяжелых условиях труда, о новом, что каждый день открывалось ему в убогих цехах маленького завода.

А осенью, уже в Петербурге, девятнадцатилетний мичман встретил на улице женщину. Она была миловидна, но почти неграмотна, молода, но уже в положении весьма двусмысленном. Вот случай. Разве не следует помочь человеку? Тем более женщине! С детских лет его окружала женская забота и ласка — матери, сестер. Под влиянием светлой памяти доброй, самоотверженной матери он создал культ женщины-друга. А это юное существо на петербургской улице! «Подойдем-ка мы к ней и расспросим, как дошла ты до жизни такой».

Вот подвиг! Надо поднять человека, просветить, пусть заиграют в нем лучшие стороны души. И подвиг совершен — мичман Шмидт женится на девице из мещан Доминикии Гавриловне Павловой.

Возможно, это было первым крушением иллюзий молодого Шмидта. Мещанка Доминикия обнаружила полное равнодушие к наукам и предельное презрение ко всем интересам и мечтам законного супруга, но зато проявила незаурядный интерес к деньгам. Она родила сына Евгения, и даже интерес к сыну оказался куда мельче страсти к тряпкам, деньгам и развлекавшим ее мелким и крупным пакостям.

Подвига не получилось, жертва оказалась напрасной. Шмидт ушел из военного флота в коммерческий и целые месяцы охотно проводил в дальних рейсах. Он давно заметил, что море и небо вносят в его душу мир и спокойствие. Возвращаясь домой, он находил не дом, а разоренное гнездо и полубеспризорного сына.

Семейная жизнь, такая чистая по замыслу, получилась отвратительной, безобразной на деле. Добрый и снисходительный, он мысленно наградил жену орденом «Черной души». Ему удалось добиться того, что сын, Женя, остался с ним: эта удивительная мать легко отказалась от сына. Наконец, он совсем разошелся с женой.

И вот теперь эта встреча в Киеве. Встреча, которая кажется ему ниспосланной провидением. На обратном пути из Керчи в Измаил он снова провел сутки в Киеве, мечтая о чуде новой встречи и боясь ее. Он снова пошел на бега. Однако чуда не произошло.

Он написал Зинаиде Ивановне из Киева, и с пути, и тотчас по приезде в Измаил. Он писал обо всем. О том, как мечтал о встрече, сознавая, что лучше ее избегать, и что снова пошел на бега, надеясь все-таки встретить Зинаиду Ивановну. И подписался: «Ваш дикий попутчик, П. Шмидт».

Зинаида Ивановна ответила. Так началась переписка, нашедшая отражение в поэмах, так началась необыкновенная любовь замечательного человека, кончившаяся так трагически.

Шмидт писал, доверчиво раскрывая все порывы истомленной одиночеством души. Болезненно пережитая неудача с женитьбой сначала оттолкнула его от людей. С тех пор прошло полтора десятилетия. Теперь, когда он был захвачен живым ощущением революционной бури, еще настоятельнее стала потребность в близком человеке, в друге.