Лейтенант Старновский

Лейтенант еще раз посмотрел на немцев и с удивлением обнаружил, что те окапываются. Но ведь в лесу это делать тяжело среди переплетения корней деревьев и кустов! Но факт оставался фактом. Да и на дороге выстрелы наших мосинок, СВТ и двух ППД откатывались назад вдоль дороги в сторону запада. Отступают.

А раз немцы окапываются, значит, они решили прочно оседлать дорогу, перерезать эту тоненькую нить коммуникаций русских. А ведь правильно все делают, гады. Тут перерезали, там, сям, да еще если и мост захватить какой, то Красной Армии совсем туго станет. Лейтенант скрипнул зубами и решил отходить в глубь леса, остальной-то отряд волнуется. У них ведь кроме лопат и «нагана» с тремя патронами ничего нет.

Немцы, пользуясь тем, что русские фактически прекратили стрелять, продолжали лежа окапываться, только комья земли летели в стороны. Торопятся!

Пулеметчик со своим МГ-34 сменил позицию, и теперь посылал пули веером длинными очередями. Одна из них взрыхлила неподалеку землю, продолжая срезать веточки зарослей.

Наши бойцы отползли и снова стали смотреть в сторону врага, но визуальный контакт с противником был потерян. Однако, судя по редким выстрелам, они пока оставались на месте, а значит, продолжали окапываться, ну а пулеметчик просто их прикрывал, ставя заградительный огонь.

Камышев тихонько шепнул Черкашину, с которым лежал почти рядом за соседней березой:

– Витя, че-то лейтенанта не видно. А сержант поволок раненого немца куда-то в тыл. Да и Воробьев не стреляет уже давно! Может, пора к своим уходить? Скажем, что так мол и так, в суматохе боя отбились от своих! Немцев-то, видел, сколько много?

Черкашин лежал, внимательно смотрел по сторонам и обдумывал слова Камышева. Что ему ответить? И почему именно к нему он с такими речами обратился? Подслушал его разговор с Лаптевым, когда они обсуждали план о том, как лучше свалить от краснопузых? Да вроде нет. Сегодня утром, когда все выбежали из комнаты, они вдвоем были. Остальные ломанулись на улицу, слушать звуки далекой бомбежки!

Да и предлагает-то Камышев не вообще свалить, а к основному отряду. Пока. Что ему такое сказать, чтобы и не оттолкнуть от себя потенциального заговорщика, но и не раскрывать себя раньше времени.

Поэтому, немного подумав, Черкашин, продолжая внимательно глядеть по сторонам, тихо ответил:

– Володя, ты много хороших начальников здесь видел?

Камышев удивился такому неожиданному вопросу и ответил:

– Да как-то не замечал такого явления!

Черкашин оторвался от своего сектора обстрела и посмотрел внимательно на своего товарища:

– Наш лейтенант хороший командир?

Камышев уверенно ответил:

– Да получше остальных!

Черкашин, назидательным голосом заметил:

– Вот, и я о том! Ну а ежели мы одни без офицера, то бишь, без командира останемся, то будь уверен, на нашу солдатскую шею тут же посадят какого-нибудь тупого крикуна-начальничка.

– Так нету его, литехи нашего!

– Ты, Володя, не кипишуй! Война только началась, неизвестно еще, чья возьмет. Видел, сколько в нашей дивизии танков-то? А в соседней, тридцатой? А во всей армии? Да и немцы-то не особо смелые. Вишь, затихли, окапываются. Да и наш начальник… Да вон он, ползет, фуражку в руке держит!

– Ребята, Воробьева не видели? – спросил их Старновский.

– Нет, товарищ лейтенант, не видели! – скороговоркой ответил Камышев.

– Впереди он был, за поваленным деревом, больше я его не видел! Вы же приказали отходить! – спокойно ответил Черкашин и добавил: – Воробей парень сам себе на уме, может, что и задумал!

На звук их голосов щедро сыпанула пулеметная очередь. Несколько фонтанчиков земли взбилось прямо возле их голов.

– Ой! – вскрикнул Камышев и стремглав закатился за ствол березы.

– Уходить нужно, товарищ лейтенант! Пулемётчик у них, видимо, решил прочесать всю округу, как бы нас не задело! – резонно добавил Черкашин.

Старновский, нервно дыша, ответил:

– Камышев, смени позицию, тебя за белым стволом березы хорошо видно!

А затем взглянул на Черкашина, на Камышева и на спрятавшегося поодаль Солнцева, и тихо произнес:

– Уходим вглубь леса на сто метров.

Вдоль дороги стрельба почти стихла. Бой там явно закончился. Но здесь немецкий пулеметчик словно нащупал болевую точку в рядах русских и уже целенаправленно и кучно стал обстреливать заросли, откуда слышались голоса. Снова полетели ветки и листья в стороны. Снова бойцы вжались в мать-сыру землю, боясь поднять головы.

Вдруг раздался одиночный выстрел и пулемёт замолчал.

Женька Воробьев всё же дождался, когда в азарте стрельбы немец очень хорошо развернулся за своим ручным пулеметом МГ-34. Остальные враги, бросив окапываться, тут же схватились за винтовки и с удвоенной силой стали обстреливать место, откуда прозвучал выстрел русского снайпера. Но Женьку это не сильно напугало, все же позиция у него больше походила на узкую амбразуру ДЗОТа, благодаря щели между поваленным стволом сосны и землей. Поэтому он, не спуская глаз, продолжал следить за одиноко-торчащим прикладом МГ-34, стоявшего на коротких сошках. И не зря.