Наши лагерные врачи делали многое для моего выздоровления, рана была уже небольшой, но никак не зарастала. Нужно было сделать пересадку кожи или обеспечить хорошее питание, но об этом можно было только мечтать.
Началась зима, в бараке холодно, единственное утешение — это ночное гудение в небе американских «крепостей» Б-16, тяжелых бомбардировщиков. Американцы летали челночными рейсами с английских военных баз. Заправившись до предела горючим и бомбами, летели бомбить немецкие города, в том числе и Берлин, а совершив акцию «возмездия», брали курс на Полтаву. Там передохнув, залатав пробоины в фюзеляжах самолетов, оставив раненных в госпитале и заправив самолеты горючим и бомбами, вновь ночью брали курс на города Германии и после очередной бомбежки приземлялись в Англии. При таких налетах американцы и англичане несли потери в людях и технике. Сбитых летчиков немцы в первые годы расстреливали, а позднее стали брать в плен.
Американцы, как правило, «расстилали осветительный ковер» над городом — вначале сбрасывали десятки осветительных бомб и было светло как днем, а затем «поливали» напалмом и сбрасывали тяжелые бомбы весом иногда более пяти тонн. В последнее время, когда немцы начали бомбить англичан самолетами-ракетами Фау-1 и Фау-2 с большим количеством взрывчатки, американцы стали бомбить немцев морскими торпедами. Такая торпеда при взрыве могла разрушить целый жилой квартал.
Немцы понимали, что идут к гибели, но оставались верны своему фюреру. Среди солдат, охранявших лагерь, большинство были калеками, но службу несли исправно, за малейшую провинность сразу следовало наказание. В одном из лагерей солдат сделал приспособление для порки провинившихся пленных, один экземпляр поступил и в наш лагерь. Провинившийся получал талон от немецкого солдата, шел в блок, где стояло приспособление, отдавал талон дежурному солдату, снимал штаны и ложился животом на стол. Солдат включал рубильник и стальная пластина била по голому заду столько раз, сколько было указано в талоне. Однажды и я прошел эту процедуру за то, что не поприветствовал проходившего солдата.
Весна наступила как-то незаметно, стало теплее в бараке, и вновь начались разговоры о побеге. Вынашивались разные планы и обдумывались варианты: можно было бежать через горы в Италию к партизанам, в Югославию к Тито, в нейтральную Швейцарию и очень заманчиво — во Францию, в отряды Сопротивления.
Наш блок (барак) располагался в трех метрах от колючей проволоки, за которой начинался крутой лесной спуск с горы. При определенных обстоятельствах условия для побега вселяли надежду. За проволокой часто ходил с винтовкой молодой поляк, видимо, он был ранен во Франции, из госпиталя уже выписан и отправлен на охрану лагеря до полного выздоровления. Его поведение вызывало определенный интерес, но было не совсем понятным. Когда поблизости не было немцев, он вступал с нами в разговоры и, как бы между прочим, давал понять, что в его ночное дежурство можно рискнуть совершить побег. Идея была очень заманчивой, но и риск при этом большой. Возникали различные вопросы, как и почему он оказался солдатом в немецкой армии, почему не ушел в армию Тито или в отряды Сопротивления во Францию и не является ли провокатором? Гестапо умело хорошо организовывать различные провокации, и мы это знали.
Вскоре мы наблюдали из лагеря, как немцы с собаками при участии местного населения и молодежной организации «Гитлерюгенд» прочесывали лесные массивы в горах. Во время ночного налета англо-американских тяжелых бомбардировщиков были подбиты два самолета, их команда выбросилась на парашютах. Это примерно двенадцать-пятнадцать хорошо вооруженных офицеров, знающих местность и готовых при задержании оказать вооруженное сопротивление. Какова судьба этих людей, мы не знали. Судя по поведению немецких солдат, охранявших лагерь и принимавших участие в этой операции, можно было догадываться, что часть англо-американцев была уничтожена, часть раненых взята в плен и кое-кто, видимо, ушел от облавы. Были убитые и раненые с немецкой стороны.
Для себя мы сделали вывод, что немцы умеют хорошо организовать преследование бежавших из лагеря и, что самое главное, при побеге нужно бояться не только солдат с собаками, но и цивильных немцев, особенно молодых сопляков из «Гитлерюгенд».
Рана на ноге зарастала очень медленно. В очередной осмотр немецким врачом я ему что-то не понравился. Судьба была решена. Из «ревира» меня выписали с предписанием отправить в рабочую команду в город Ханау.