«Убирайся отсюда, равнинник!» — выплюнул один из местных, на минуту отвлекаясь от своего противоправного занятия. Его обращение ко мне прозвучало как грязное ругательство, а разом напрягшаяся физиономия, красноречиво намекала о грозных намерениях. Я решил не провоцировать местных, однако, чтобы выполнить его пожелания, мне требовались силы, а значит мне была необходима еда. Проигнорировав присутствие мародеров, я легко перепрыгнул через разрушенный подоконник и принялся шарить по полкам, отыскивая уцелевшие коробки с провизией. Я мысленно извинился перед владельцами торговой точки, справедливо полагая, что теперь уже безразлично, кто именно уничтожит остатки продуктов. С трудом отыскав на полу несколько коробок с концентратом, я побросал их в сумку и так же без слов покинул разоренное помещение. Мой путь лежал к горной речке и оставленному мной сутками ранее биваку. Покинуть границы поселка не представлялось возможным, поскольку все дороги и тропы были надежно перекрыты военной техникой. Вероятно, таким образом представители силовых структур пытались сдержать стремительно расползающуюся угрозу. Я не был уверен в эффективности принятых мер, но понятно, спорить с военными не стал и послушно развернулся обратно к горной речке. Там, на склонах было непривычно тихо, никто не шуршал над головой, скитаясь между деревьями, не бормотал вполголоса, обсуждая насущное, и эта тишина рождала тревогу. Я присел возле ледяного потока, больше напоминающего горный ручей и прислушался. Кроме мирного журчания и шелеста листвы до меня не доносилось ни звука, и я начал привыкать к мысли, что опасения Трофима и гнома были слишком преувеличены. Вдруг звенящую тишину нарушил посторонний звук. Он был едва уловим, и возможно я не сразу обнаружил его появление, потому что, резко обернувшись, я с неудовольствием обнаружил стоящую надо мной тварь. Почуяв мое внимание, она злобно заверещала и без предварительных оповещений повисла на моей шее. Я едва удержался на ногах, пытаясь сбросить чудовище, но оно царапало меня неестественно длинными загнутыми ногтями, при этом не переставая издавать отвратительное звучание. Мне удалось выхватить нож и без сожаления воткнуть его на всю длину в неожиданно мягкую плоть твари. Та с диким визгом отскочила в сторону, и я с отвращением рассмотрел, что подвергся нападению особи, некогда принадлежащей к прекрасной половине человечества. Особь повалилась на землю, зажимая уродливыми лапами глубокий порез и застыла в неподвижности. Ей на смену появилась другая тварь, немного повыше и покрупнее. Эта тварь была когда-то мужиком, причем весьма сильным, судя по развитым мышцам неестественно вывернутых длинных рук. Она с утробным рычанием набросилась на меня, так же пытаясь вцепиться в шею. Теперь я был подготовлен к стремительной атаке и поэтому без разбора принялся наносить ей ножевые удары, ставя цель избавиться от назойливого внимания. Крупная тварь держалась стойко и сдаваться не собиралась. Она с легкостью отводила мои удары, не переставая держать меня за шею уродливой лапой. Баботварь тоже начала проявлять признаки активности и была готова прийти на подмогу своему собрату по несчастью. Мои удары только на долю минуты лишали тварь дееспособности. Ножевые ранения она воспринимала с той снисходительностью, с какой я воспринял бы попытки ребенка бороться со мной при помощи ивового прутика. Силы мои заканчивались, и вместе с ними заканчивалась моя уверенность в положительном исходе поединка. Положительном для меня, разумеется. Неожиданно на склоне появилась третья тварь. Ее появление я расценил как сигнал навсегда попрощаться со своим земным существованием. Третий персонаж в этой композиции был явно лишним, меня на него уже не хватит. Тварь, пришедшая последней, настороженно замерла, оценивая обстановку, и издав уже знакомый клич, бросилась в мою сторону. От неожиданности я зажмурился, а когда открыл глаза, то с изумлением обнаружил, как лишний персонаж терзает горло крупной твари, наконец-то оставившей меня в покое. Баботварь стряхнула оцепенение и полностью поправившись, шагнула ко мне. Я снова без сожаления нанес ей ножевую рану, в этот раз рассекшую горло и дезактивирующую глупую бабу.