Лекарь (СИ)

После завершения организационных процедур, нас двоих проводили вдоль темного коридора до невзрачной двери, тщательно спрятавшейся среди бесконечных кабинетов. Вопреки моим предположениям о новой встрече с представителями властных и значимых, за дверью нас ожидали две узкие койки, пара тумбочек и прикрученный к стене телевизор, смотревшийся сейчас совершенным анахронизмом. Плазменные панели давно вышли из употребления и были заменены информационными браслетами, транслирующими новости прямо в мозги. В этой скромной келье нам предстояло теперь проводить свободное от сотрудничества с научным миром время. Какая роль во всем этом отводилась моему Женьке, я не мог даже предположить. Вряд ли его знания как-нибудь пригодятся в разработке нового препарата. Я устало опустился на койку и вопросительно поглядел на брата, ожидая его реакции на происходящее. Тот только молча рассматривал унылые стены и изредка встряхивал отросшими кудрями, отгоняя скорбные мысли.

«Ну теперь у нас есть ночлежка, — невесело усмехнулся он, наконец-то отыскав в ситуации единственный плюс.

Первые несколько дней нашего пребывания в вынужденном заточении нас никто не беспокоил, с расспросами не лез и у нас появилась возможность наконец-то отоспаться в нормальных условиях, не опасаясь нападения и арестов. Я отыскал в комнатушке душевую комнату и сортир, и был почти счастлив, возвратив себе прежний человеческий вид. Взамен наших обгрызенных вонючих лохмотьев, научное сообщество подарило нам зеленые лабораторные костюмы, а тяжелые неудобные ботинки заменили прорезиненные тапки тошнотворного бирюзового цвета. Женька только усмехался, оглядывая свою тощую зеленую фигурку в зеркале душевой.

«Я смотрюсь в этом наряде как маугли, — продемонстрировал он свою начитанность, — я совершенно не имею представления, в качестве кого я выступлю в этой лаборатории. С химией у меня проблемы, биологию я знаю в рамках школьного курса, а с врачебной практикой знаком только по составлению смет для мед оборудования»

Последнее заявление Женька сделал едва слышно и тяжело вздохнул.

Через неделю на нашем пороге возник тот самый хозяин кабинета и впервые за все время счел нужным представиться. Как оказалось, звали его Иван Иванович Свиридов, он являлся главным научным сотрудником и как раз руководил разработкой новых препаратов по восстановлению человеческой популяции. Он весьма любезно проводил нас в лабораторию, где отныне мне предстояло трудиться на благо отечества. Никаких денежных вознаграждений сотрудникам не полагалось, научное сообщество обеспечивало их всем необходимым и не пускало даже за порог суперсекретного учреждения. Видимо степень секретности разработок превышала все допустимые нормы, раз ежедневно каждый из лаборантов сканировал свою рожу перед тем, как покинуть рабочее место и отправиться в личный бокс.

Иван Иванович, озадачивая меня должностными поручениями, не забывал воспевать оды в мою честь, однако серьезных заданий не доверял. В мои обязанности входило наблюдение за работой приборов и аккуратное занесение показателей в соответствующий журнал. Всем этим мог без труда заниматься какой-нибудь выпускник биофака, но господин Свиридов упрямо желал видеть только мою персону и настойчиво удерживал меня в лаборатории, щедро ссыпая разного рода необременительные задачи.

В один из таких дней Иван Иванович решил внести приятные перемены в мои однообразные задания и вызвал меня в свой кабинет.

«Присаживайтесь, Прохор Степанович, — предложил он, в этот раз обходясь без привычных хвалебных песен. — у меня к вам серьезный разговор.

«Наконец-то, — пронеслась в голове быстрая мысль, и я приготовился к долгой научной беседе. В ее ходе выяснилось, что влиятельные и значимые люди в костюмах вывели формулу противоядия, приняв за основу мои скоропалительные разработки, с которыми я имел неосторожность засветиться в научном столичном Центре. Однако эта формула показалась сотрудникам центра немного недоработанной, и они не придумали ничего интереснее, как заставить меня ее усовершенствовать.

«Понимаете, — проникновенно растекался мыслью мой научный руководитель, — мы до конца не изучили поведенческие реакции диких тварей и поэтому вынуждены перестраховываться. Необходимо ввести в препарат компонент, притупляющий принятие волевых решений…»

Господин Свиридов еще очень долго рассуждал о обновлении препарата, а меня не покидала мысль о той самой программе избранных, о которой неслось со всех перекрестков.

«По сути, эта программа еще находиться в разработке, — доверительно сообщил Свиридов, наплевав на секретность и конфидециальность, — ее еще нет, но руководство требует немедленного ее введения. Мы зашли в тупик, Прохор. И вы обязаны нам помочь.»