Я не стал долго разбираться, а стал трясти повара роты. Крупный флегматичный швейцарец, на мои к нему претензии на удивление агрессивно и злобно ответил отборной бранью, схватившись за увесистый черпак. Очевидно, по его кухонному предположению, он вознамерился вразумить меня. Бестолковка твоя швейцарская… «Не на того напал ты, парень», — спокойно произнес я мысленно, и встретил разъяренного повара серией мощных ударов в корпус и голову. Повар икнул, и брякнулся рядом с котлом. Уже без попыток раскрыть свой поганый рот, делая лишь робкие дыхательные движения своими легкими — не мог же я лишить доблестных немытых швейцарских наемников кашевара. А учеба всем и всегда шла на пользу. Только умные понимают доброе слово, а бараны — добрый пинок ногой под ребра. За нашей «теплой и дружеской» беседой с любопытством наблюдал Батистен и тройка сержантов, с открытыми от удивления ртами. Я молча, не произнося ни единого звука, невозмутимо взял кожаные ремни и очень качественно связал туповатого грубияна. Закрепив концы ремней на дереве, звонко похлопал профилактируемого повара по толстым розовым щекам.
— Здравствуй повелитель ложки и поварешки, разъелся ты на казенных харчах и совесть потерял, да? — почти ласково произнес я.
— Может, хватит дурить, и расскажешь нам всем, как ты гнилую воду наливал солдатам во фляги?
— Я твою печень приготовлю на медленном огне, когда избавлюсь от веревок, — орал повар. — Все ноги и руки переломаю.
— В данный момент ты в моей власти, и я могу тебя все перечисленное переломать с легкостью, потом сложить, и снова сломать. Говори, давал гнилую воду солдатам?
— Пошел в задницу!
— Отлично, спасибо, у меня давно женщины не было, с начала осады, и если ты сам просишь, то, так и быть, уважу, а потом предложу всем желающим.
Перевернул повара на живот, и кинжалом распорол штаны, оголив зад повара. Как он орал — не передать! Сначала ругался, а потом начал выть и просить милости, не предавать его пыткам недостойным образом.
— Значит, не все мозги заплыли жиром, — сказал я повару, вернув в прежнее положение. — Так поил, или нет? Каков был твой умысел? Случайно, не хотел ли ты ослабить наше могучее войско, а, поваренок? — последнюю часть фразы я произнес ледяным тоном, зверски вращая глазами и демонстративно потянувшись к своему внушительных размеров не то охотничьему ножу, не то к гладиаторскому гладиусу.
В завершение этого спектакля одного актера я уже во всю глотку заорал ему в морду:
— Отвечай, сссука, или порублю нахрен твою тушу на мелкие кусочки для прекрасного жаркого для, мать твою, благородных швейцарцев!!!
— Поил, поил, поил!!! Но без злого умысла, упаси меня Господь! Просто я поленился носить воду в котел из ручья, просто поленился! Набрал бочку в луже. Не губи, не руби!!!
— Ах, ты тупая скотина!!! — уже в свою очередь диким зверем взревел Батистен, от души дубася провинившегося ногами, обутыми в добротные швейцарские сапоги сыромятной телячьей кожи — убью, убью сей момент, гадина, клянусь всеми святыми, и труп твой дохлый в лес лично выброшу, пусть тебя звери терзают, ошибка родителей. А перед этим уши и нос тебе отрежу твоим же мясницким ножом. Нам и даром такой повар не нужен, понял, скотина, отравитель, душегуб?
— Не надо, лейтенант, не надо — я все осознал, Богом клянусь, каюсь и больше этого не повторится, я буду вас отменно кормить, только уберите от меня этого бешеного лекаря с его кинжалом, а то он из меня сделает девку дырявую, — обливаясь слезами и кровью из разбитых губ, орал повар, разбрызгивая вокруг себя сопли.
Лейтенант кивнул двум сержантам, и те с жизнерадостной готовностью утянули повара, награждая по пути тумаками.
Лекарь же, то есть я, уже строгим, безапеляционным тоном рекомендовал Батистену выдать всему составу роты, в течение оставшегося дня, по пять малых кружек вина с небольшой ложкой соли в каждой. Обратил внимание, что вино выдавать каждый час, а не все сразу. Также рекомендовал загонять солдат в озерцо на помывку-постирку раз в неделю, поскольку все беды у нас только от грязи.
Только закончил с дристунами, вновь позвали артиллеристы. Из крепости по нашим позициям пальнули несколько раз из пушек, и одно из неприятельских ядер угодило в пушку, перебив расчет, и ранив главного нашего пушкаря Самсона. Раненый уже доставлен в мой шатер.
«А вот это уже настоящее испытание моего профессионального мастерства», — сказал я на русском языке, закончив осмотр Самсона. Крупный осколок ядра размолотил пушкарю правое плечо основательно. Я очень удивился, что швейцарец еще жив. Слава Всевышнему: крупные сосуды не задеты, это замечательно, иначе бы раненый уже погиб из-за потери крови, не дожив до моего шатра.