Лекарство для империи. История Российского государства. Царь-освободитель и царь-миротворец

Это стало искрой, попавшей в пороховой заряд. Предупрежденные заранее призывники бежали в леса, создав партизанские отряды. В польских, литовских и белорусских областях повстанцы стали нападать на русские гарнизоны и на представителей администрации. Движением руководил подпольный комитет, выпустивший манифест, в котором провозглашалась цель восстания: восстановление Польши в границах 1772 года. Вскоре появилось и временное правительство «Жонд Народовый», в котором, однако, так и не установилось единства, поскольку аристократическое крыло, «белые», все время конфликтовало с демократами-«красными». Представители крупного дворянства опасались, не перерастет ли национально-освободительное движение в социально-освободительное, не обратят ли крестьяне оружие против помещиков? Предводители Жонда все время менялись – за первые полгода это произошло восемь раз. Единого руководства так и не возникло. Вообще, в отличие от освободительной войны 1830–1831 годов, это восстание в основном имело вид партизанской борьбы. Повстанцы собирались в отряды, иногда довольно крупные, но ни один из них нельзя было назвать «армией». Они нападали, иногда успешно, на гарнизоны и обозы, но от крупных боев уклонялись, если же сражение все-таки происходило, то из-за слабой организации и нехватки оружия инсургенты неминуемо бывали разбиты.

Самым крупным успехом мятежников был захват русского обоза с оружием в Жиржинском лесу (восточная Польша) летом 1863 года. Две роты при двух пушках подверглись нападению большого партизанского отряда и были наголову разбиты. Русские потеряли убитыми и ранеными половину наличных сил и оба орудия. Командир повстанцев Михаил Гейденрейх, бывший русский офицер и выпускник Академии Генштаба, получил за это невеликое сражение чин генерал-полковника, но новых побед после этого не одерживал.

Жиржинский бой. Гравюра

С другой стороны, отсутствие у поляков единой армии затрудняло подавление восстания. Пожар вспыхивал то в одном месте, то в другом – войска не могли всюду поспеть. Из-за этого противостояние растянулось на много месяцев. Сложилась странная ситуация, при которой в городах удерживалась царская администрация, а сельская местность в основном контролировалась повстанцами.

На Пасху царь выпустил манифест с призывом к примирению и обещанием полной амнистии всем, кто сложит оружие, а также пообещал полякам новые милости «соответственно нуждам времени», но в ответной декларации Жонда заявлялось, что восставшие удовлетворятся только независимостью.

Такая непреклонность отчасти объяснялась тем, что как раз в это время три великие державы, Франция, Англия и Австрия, выступили с дипломатическими нотами в поддержку восстания. Европейское общественное мнение было целиком на стороне инсургентов. Для них повсюду собирали средства, закупали оружие, снаряжали добровольцев. Позднее к трем державам присоединились и другие страны: Италия, Швеция, Испания, Нидерланды, Дания, Португалия, Турция. Все призывали царя отказаться от насилия и вступить с Жондом в переговоры. Одни правительства требовали созыва международной конференции по польскому вопросу, другие – даже создания антироссийской коалиции. Как уже было сказано, объединению всей Европы против Петербурга помешала твердая позиция Пруссии, у которой были свои причины, во-первых, поддерживать Россию, а во-вторых, бояться возрождения независимой Польши, которая наверняка потребовала бы у Берлина вернуть ее западные земли.

Пока Европа протестовала, русское правительство приняло решение перейти от увещеваний к суровости. На территории, охваченной «беспорядками», было введено военное положение и начали действовать военно-полевые суды, имевшие право казнить тех, кто захвачен с оружием в руках.

В Северо-Западном Крае (бывшая Литва) подавлением руководил решительный М. Муравьев, бывший министр государственных имуществ, в молодости член декабристских обществ. После того, как наместник заявил, что он «не из тех Муравьевых, которых вешают, а из тех, которые вешают», в левых кругах за старым генералом закрепилось прозвище «Вешатель». Муравьев действительно ввел в обычай публичные повешения активных повстанцев и вообще действовал с демонстративной жесткостью, заявляя, что тем самым сокращает число будущих жертв.