Видя, что подобные меры результативны, царь сменил наместника и в Царстве Польском. Либеральный Константин Николаевич был убран. В рескрипте на имя великого князя император сетовал, что польский народ «оказался недостойным данного ему в лице любезного мне брата залога благосклонных намерений». Константин уехал за границу, а вместо него за дело взялся генерал николаевской выучки Ф. Берг, подавлявший польское восстание еще тридцать лет назад. Историк Татищев пишет: «Граф Берг деятельно взялся за усмирение мятежа и за восстановление порядка в крае, прибегая к мерам, уже изведанным на опыте генералом Муравьевым в Литве» – то есть стрелял, вешал, арестовывал. Всего в Польше и Литве были произведено около четырехсот казней и не менее десяти тысяч человек отправились в ссылку или на каторгу.
Ожесточение было взаимным. Повстанцы не только убивали представителей царской администрации, но и расправлялись с «коллаборационистами» из польской среды. Члены «Народной жандармерии» (их также называли «стилетниками») безжалостно уничтожали тех, кто сотрудничал с властью. От революционного террора погибло не меньше людей, чем на муравьевско-берговских виселицах. Существовали и повстанческие «жандармы-вешатели», которые хватали в селах и местечках политических противников, устраивали над ними быстрый судебный спектакль и тут же вешали на глазах у жителей.
Но у царских чиновников возможности по части расправ были шире и по мере введения новых войск всё увеличивались. Если перед восстанием в западных областях правительство держало 60 тысяч солдат, то к осени 1864 года, когда последние очаги мятежа наконец были подавлены, карательный контингент насчитывал уже 220 тысяч штыков и сабель – при том, что силы мятежников даже на самом пике борьбы суммарно не превышали пятидесяти тысяч плохо вооруженных бойцов.
Противостоять мощи всей Российской империи сторонники польской независимости не могли. Постепенно их ряды таяли. Кто-то погиб, кто-то сложил оружие, многие эмигрировали.
Муравьев-«Вешатель».
Поражение национально-освободительного движения объяснялось еще и тем, что основная масса населения, крестьянство, относилась к шляхте, руководившей восстанием, с враждебностью. У простонародья помещики не вызывали ни любви, ни доверия. Конфискации и показательные расправы, практиковавшиеся инсургентами, лишь обостряли эту неприязнь. В то же время российские власти в отношениях с сельскими жителями вели себя очень неглупо. Грабить местное население войскам строжайше воспрещалось, а всем крестьянам, кто помогал правительству, выдавалось щедрое вознаграждение (5 рублей за каждого схваченного мятежника – немаленькие деньги). В результате партизанские отряды – в сельской местности – лишь на одну пятую состояли из мужиков.
Это отрадное обстоятельство российские власти учли и в период переустройства польских областей, когда восстание было уже подавлено. Залог стабильности правительство видело в опоре на крестьянство.
Вот почему земельная реформа в этой части империи проводилась на особых условиях, и польские крестьяне оказались в более выгодном положении, чем русские. Размер выкупных платежей за наделы здесь был сильно уменьшен, а «временные обязательства» по барщине отсутствовали. Притом деревня получила права самоуправления, которых не удостоились города. Ни земств, ни городских дум в бывшем Царстве Польском не вводилось. В «бывшем», потому что с играми в автономию теперь было покончено. «Царство» упразднили. Отныне этот регион именовался Привисленским краем и приравнивался к территории остальной России. Административно он делился на десять обычных губерний, и всё делопроизводство в них русифицировалось. Привилегии для этнических поляков и разрешение на использование национального языка, дарованные при Константине Николаевиче, отменялись. Преподавание в школах могло вестись только по-русски. Одним словом, горе побежденным.
Движение на Восток