К этому времени самая насущная задача – истребление террористического подполья – была уже осуществлена. Непосредственных участников цареубийства арестовали сразу после первого марта, еще при Лорис-Меликове, и предали суду. Пятерых повесили, остальных обрекли на медленную, мучительную смерть в казематах. Потом началась охота за еще остававшимися на свободе народовольцами.
Император напрасно прятался в своей Гатчине. У некогда грозной подпольной организации не хватило бы сил на подготовку нового цареубийства. Две последние акции «Народной воли» были направлены против мелких винтиков репрессивной системы: в марте 1882 года застрелили киевского военного прокурора Стрельникова и в конце 1883 года двойной агент народоволец Дегаев убил завербовавшего его жандарма Судейкина. К этому времени уже был схвачен последний член Исполнительного комитета Вера Фигнер. Эпоха террора – вернее ее первая фаза – завершилась. Вооруженная борьба революционеров с режимом закончилась победой полиции.
Правда, это была уже совсем другая полиция, нарастившая мощные мышцы и наделенная огромными полномочиями. Третье отделение, перед которым когда-то трепетала николаевская Россия, рядом с этой махиной казалось карликом.
В августе 1881 года было издано «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия». Документ со столь невыразительным названием фактически изменил формат государственной власти, превратив самодержавную империю в полицейское государство, где репрессивные органы представляли собой параллельную структуру власти и не были связаны юридическими ограничениями.
В любой области империи указным порядком мог вводиться режим «усиленной охраны» и еще более суровый режим «чрезвычайной охраны». При этом местная администрация имела право по собственному усмотрению кого угодно арестовывать, высылать, подвергать огромным денежным штрафам. Любые предприятия, органы печати и учебные заведения могли быть закрыты. Всякое юридическое разбирательство, если его ход не устраивал администрацию, немедленно передавалось в военный суд.
Предполагалось, что указ вводится временно – до полной победы над терроризмом, однако новый способ управления оказался настолько удобным для власти, что сохранялся вплоть до 1917 года. Вместо конституции и правового государства Россия получила полицейскую диктатуру. Отныне жизнь подданных регулировали не законы, а органы государственной безопасности: Департамент полиции и Жандармский корпус.
Р. Пайпс пишет, что созданная при Александре III правоохранительная система была для своего времени уникальной. Ни в какой другой стране не существовало двух видов полиции: одна – для охраны обывателей, другая – для охраны государства, причем вторая освобождалась от контроля судебных властей. Все преступления политического свойства (или изображавшиеся таковыми) разбирались в административном порядке. «Эти две черты делают полицейские учреждения позднего периода царской России предтечами и… прототипами всех органов политической полиции двадцатого века», – пишет Пайпс.
Еще до введения «Положения» жандармские отделения были выведены из подчинения губернаторам и становились подотчетны только министерству. В 1880-е годы на службе в этой структуре состояло 10 тысяч человек. Полицейских чинов было около 100 тысяч.
Департамент полиции ведал вопросами, касавшимися «общественной безопасности», а к этой сфере при желании можно было отнести любой вид деятельности.
Полиция выдавала паспорта и контролировала место жительства, перемещения и род занятий подданных. Разрешала или запрещала любые публичные мероприятия, вплоть до самых невинных. Надзирала за иностранцами и – отдельно – за евреями. Позволяла и прекращала издание газет. Занималась перлюстрацией почты. Следила за благонадежностью книг и репертуаром театров. Определяла, можно ли человеку заниматься той или иной профессией. Одним словом, запрещено было всё кроме того, что санкционировалось полицией.
В ее распоряжении имелись еще и два дополнительных мощных рычага. Во-первых, выдача «справки о благонадежности», без которой нельзя было поступить ни на учебу, ни на сколько-нибудь заметную должность. И, во-вторых, помещение любого лица под «гласный надзор», равносильное ограничению в правах. Вместо паспорта у «поднадзорного» имелось особое удостоверение, с которым человек не смел покинуть место жительства, мог в любое время суток, безо всяких объяснений быть подвергнут обыску, а вся его корреспонденция подлежала проверке. Особенно подозрительных ссылали под надзор в Сибирь. Таких, административно наказанных, было во много раз больше, чем осужденных по приговору. По меркам следующего столетия судебные репрессии выглядят довольно скромно: за тринадцать лет всего 20 «политических» было казнено и 128 отправлено на каторгу, но «административные», то есть полицейские наказания достигали весьма внушительных масштабов. Счет сибирских ссыльных шел на десятки тысяч.
Арест пропагандиста.