Женское высшее образование, и прежде поставленное очень слабо, сочли вообще нежелательным. Причиной тому было активное участие образованных девушек в народническом, земском и даже террористическом движении, а также общий курс на укрепление традиционных, патриархальных ценностей, не подразумевавших женское равноправие.
Закрыли женские врачебные курсы, затем московские Высшие женские курсы, сохранив только петербургские Бестужевские, но ограничили круг преподаваемых наук и число учащихся (на всю империю – четыреста слушательниц). В правительственном докладе говорилось, что «необходимо пресечь дальнейшее скопление в больших городах девиц, ищущих не столько знаний, сколько превратно понимаемой ими свободы».
Наиболее откровенно главный смысл всех этих постановлений был обозначен в циркуляре министра просвещения от 18 июня 1887 г., касавшемся среднего образования. Этот документ получил название «циркуляра о кухаркиных детях».
Министр И. Делянов, верный последователь Победоносцева и Толстого, разъясняя смысл предлагаемых мер, с удивительной откровенностью писал государю: «…Гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию».
Решение проблемы было точно такое же, как с университетами: резко повысить плату за обучение. При тогдашней многодетности платить по 40 рублей в год за среднее образование каждого ребенка могли лишь обеспеченные семьи. Для остальных отводились церковно-приходские школы (в один или два класса), где учили только читать и считать, а главным образом обучали Закону Божию. Преподавали там священники, дьячки или выпускники особых церковно-педагогических заведений. Впрочем, и таких школ было явно недостаточно – около 30 тысяч на всю страну. Перепись 1897 года установит, что 79% россиян неграмотны.
По замыслу государственных идеологов, весь вред происходил из-за того, что разрушались перегородки между сословиями, что порождало в народе неудовлетворенность и мечту об иной судьбе. По выражению Победоносцева, простой народ следовало удерживать «в простоте мысли». Поэтому следовало поднять перегородки выше и – по возможности – примирить каждую социальную группу с условиями ее существования. Первую задачу, как мы видим, можно было исполнить указным порядком. Со второй получалось трудней.
Правительство – надо отдать ему должное – пыталось облегчить положение крестьян. Для этого, в частности, были снижены выкупные платежи за помещичью землю и отменено «временнообязанное состояние», заставлявшее тех, кто еще не выкупил землю, платить оброк. Это послабление было даровано через двадцать лет после эмансипации.
С 1883 года начал работать Крестьянский банк, выдававший мелким хозяевам и целым общинам ссуды на приобретение земли. В 1887 году по проекту министра финансов Бунге отменили подушную подать, которая все равно плохо собиралась.
Принятые меры довольно существенно улучшили жизнь аграрного населения. Верной приметой этого было повышение рождаемости, в среднем на один процент в год. Но прироста «среднего класса» за счет крестьянства почти не происходило. Правительство всячески мешало этому процессу, искусственно тормозя его: оберегало общинное землевладение, затрудняло переход к личному хозяйствованию, переезд с места на место.
Отделение Крестьянского банка в Симбирске.
Та же линия проводилась по отношению к новому, быстро растущему трудовому сословию – рабочим. С одной стороны, правительство не хотело доводить их до озлобления, пыталось сделать жизнь «мастеровых» сносной. Как уже говорилось, были приняты законы, ограничивавшие эксплуатацию детей и женщин, началось регулирование условий оплаты и труда, власти пытались посредничать при возникновении конфликтов между фабрикантами и работниками. С другой стороны, любые попытки самоорганизации рабочих, даже не с политическими, а с профессиональными целями, считались преступлением и жестоко подавлялись.
Недовольство и в крестьянской, и тем более в рабочей среде не стихало, что очень беспокоило власть, но не побуждало ее как-то переменить свою социальную политику.