Лекарство от иллюзий

Сидоров согласно закивал. Он тоже не прочь был бы встретиться со старшим братом. Но с тех пор как Ванька поступил в университет и связался там с какой-то компанией, дома он стал появляться раз в неделю.

Не справившись со шнурком, Генка потянул ботинок просто так, не развязывая. Шнурок скрипнул, но разуться не позволил.

– Что ты опять там натворил, зачем за тобой милиция приходила? – Бабушка недобрым взглядом следила за Генкиной борьбой с ботинками. – Как вас еще всех не пересажали, не понимаю. Кругом одно ворье! Отец твой вором был, и ты весь в него.

– Баб, не начинай! – Сидоров наступил на пятку, с силой потянул ногу вверх и, оставив в ботинке носок, высвободился.

Его бесило, что бабушка называла его отца вором за то, что он женился на его матери, как говорила бабка, по-воровски, тайно увел.

– Понял я все, понял, не буду больше! – Ковыляя на одной ноге, он поскакал в свой угол.

Единственная комната в квартире была разделена на две части большой потрепанной ширмой. Прямо около входа стояла старая железная кровать с шишечками на раме. Покрывало на ней было из пожелтевшего кружева. Здесь же притулился небольшой комод, сверху прикрытый такой же блеклой кружевной накидкой.

Генка скользнул за ширму, отгораживаясь от внешнего мира тряпичными секциями из линялого шелка с давно стертыми китайцами и китаянками.

Здесь, в большей части комнаты, были их с Ванькой владения.

На небольшом пятачке помещались две узкие кушетки и письменный стол. Одна кушетка была щедро завалена книгами и вещами – последний раз брат здесь спал месяца два тому назад.

Генка добавил сверху свой рюкзак и упал на соседнюю кровать.

– Куда опять уселся? – тут же отозвалась на скрип кушетки бабушка. – Для твоей задницы стулья есть. Нечего одеяло просиживать! Учишь вас, учишь, а вы все такие же неблагодарные, как ваша мать. Как связалась с этим чертом…

Сидоров ударил по клавише магнитофона. Закуток взорвался оглушительными звуками, скрывшими бесконечные сетования бабушки на несчастную жизнь и безрадостное будущее внуков.

Глава пятая Мышка бежала, хвостиком махнула…

– Ну что, кузнец своего счастья? Проснулся?

Генка непонимающе захлопал глазами – перед ним на пороге квартиры стоял милиционер Пушков.

– Так я… – промямлил Сидоров. – Это…

– Ага, пришли за тобой? – суетилась за его спиной бабушка. – А это хорошо, хорошо. Давно надо было тебя забрать!

– Ба, не начинай! – Генка побежалв комнату, оставив милиционера стоять на пороге.

– Это что же за поколение пошло, – переключилась на стража порядка бабушка. – Никого не слушают. Ничего святого не осталось!

Милиционер хмурымвзглядомокинулневысо-куюседоволосуюженщинуи шагнулв квартиру.

– Что ты тамделаешь? – крикнулон в закрытую дверь.

– Одеваюсь, – отозвался Сидоров, и в комнате что-то упало.

– Шевелись там! – подогнал его Пушков и прошелся по узкой прихожей.

– Ой, а натоптал-то, – посмотрела на его грязные ноги бабушка. – Это что ж такое? За вами же не наубираешься.

Милиционер даже головы в ее сторону не повернул.

– Шли бы вы отсюда, гражданка, – процедил он сквозь зубы, демонстративно перекатываясь с мыска на каблук и обратно, при этом так сильно опуская мысок на пол, что остатки снега летели во все стороны.

– Вот охламон, навязали тебя на мою голову, – запричитала бабушка, увидев Генку с рюкзаком в руках. – Ты такой же бестолковый, как твоя мать. И кончишь так же, под забором! Всю душу вы у меня вымотали, все нервы истрепали…

Конца этой тирады Генка не дослушал. Он подхватил куртку и выскользнул на лестничную клетку. Следом вышел милиционер. С улыбкой Генка повернулся к нему, чтобы хоть как-то загладить неоправданные обвинения бабушки, но сильный удар в грудь отбросил его назад.

– Если ты меня еще хоть раз заставишь сюда приходить, я тебя по стенке размажу! Понял? – Пушков равнодушно потирал ушибленные костяшки пальцев. – Если я тебя завтра в восемь часов не увижу около школы, то ты у меня кровавыми слезами умоешься!

Генка наконец смог вздохнуть и закашлялся.

– С твоими истериками пусть родственники разбираются, а мне они не уперлись!

В горле у Сидорова словно застряла острая иголочка. Он пытался ее продохнуть, но от этого становилось только еще больнее.

– Вытри сопли и пошли!

Милиционер быстро сбежал по ступенькам вниз. Не с первого раза попав в рукава куртки, Генка запахнулся и, не чувствуя под собой ног, поплелся вниз. Грудь болела нестерпимо, готовая вот-вот разорваться на кусочки.

Больше Пушков с ним не разговаривал. Генка тупо шел следом, не отрывая взгляда от зеленого погона с широкой золотой полоской. В его голове вертелась мысль, что у каждого – своя работа, но от этого легче не становилось.

– Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко и разбилось, – пробормотал он слова застрявшей в голове сказки.

Неужели все так просто? Неужели можно вот так взять и разбить все, что было у человека?

За этими грустными размышлениями и прошла дорога до школы.