Лекарство от колдовства

И решился: рассказал все. И о сгоревших детях, которых увидела Агния Прохорова, и об убийстве, которое она предсказала, и, конечно, о той беде, которая должна была случиться, но не случилась на Весенней улице в зеленом доме. Выложил все. И даже не следил за реакцией Кузьмина. Просто говорил, говорил, опустив глаза. А когда посмотрел, наконец, на следователя – понял: тот без усмешки его слушает – внимательно и сочувственно.

– Почему сразу все не рассказал?

– Ты бы посчитал меня сумасшедшим, – легко перешел на «ты» Филипп.

– С какой стати? – пожал плечами Марат.

– С такой стати, что так не бывает, – горячо заговорил Филипп, – это все противоречит здравому смыслу и абсолютно антинаучно – вот с какой стати.

– Не знаю, чему вас там в медицинском учат, а жизнь меня научила: бывает абсолютно все. Все, понимаешь. И я уже ничему не удивляюсь.

– И ты не считаешь меня сумасшедшим? – недоверчиво спросил Филипп.

– Ну, с придурью, конечно, интеллигентской, – Марат изобразил роденовского мыслителя, – это такие, знаешь, особенности, имеющие, наверное, отношение к психике, но…

– Дай мне слово: если ты вдруг увидишь, что я схожу с ума – ты мне скажешь об этом. Сначала – мне!

– Ну, хорошо, скажу.

– Обещаешь? И врачам меня не сдашь?

– Не сдам. А ты сам себя вылечишь? Ну, если что?

Филипп судорожно стал припоминать, кто из психиатров сам себя лечил. Но на ум пришел только эксперимент Розенхана[9] и хирург, который на зимовке в Антарктиде самостоятельно удалил себе воспаленный аппендикс. И еще вспомнил, что при захоронении старателя материалистических рефлексов Ивана Михайловича Сеченова его мощи оказались не тронуты тленом. И это, несомненно, не соответствовало никакому материализму. Но тогда люди еще и до квантовой физики не додумались. И даже Павлов еще не ввел термин «Высшая нервная деятельность». Так что открытия Сеченова – арифметика примитивная. С тех пор мир стал гораздо сложнее. Гораздо! Да, Бехтерев еще в психиатрической клинике лечился, дозанимался в студенчестве до галлюцинаций – вот и лечился.

– Я просто не знаю, что со всем этим делать, понимаешь? – в отчаянии выкрикнул Филипп.

– Да!

– Точно? Понимаешь?

– Да! – Марат широко перекрестился. – Вот тебе крест святой.

Филипп добрался до своей коморки уже за полночь. Отделение тихо спало, погруженное в тусклый дежурный свет.

Филипп сел к компьютеру, открыл письмо Аркадьева.

«Больная Овчинникова рассказывает о своих галлюцинациях спокойно. Галлюцинации стабильны, повторяющиеся, правдоподобные. Пациентка видит и последовательно, внятно излагает одни и те же картины. Чаще всего Овчинникова рассказывает о пустом городе, видимо, пораженном чумой. Видит врача, который прячет красный камень в цветочной горшке…»

Филипп не верил своим глазам. Профессор Аркадьев беспристрастно описывал в истории болезни своей давней пациентки и сожженный скит в дремучем лесу, и старинный индийский заброшенный храм, и послевоенную Москву… И красный камень.

Глава 4

– Люда, ты бы пошла, вон, йогой занялась, – из коридора доносились властные покрикивания тети Раи, призывающие тянуть шею выше, выше, ногу дальше, дальше, а Зоя уговаривала суицидную пациентку не смотреть на стену. – Вставай давай. Не нарушай больничный порядок.

Пациентка упорно не хотела разговаривать. И вообще ничего не хотела – ни йоги, ни еды, ни прогулок. Ни белого света.

– Люд, что, такая уж любовь? А ты в курсе, что это только гормоны? Важная, конечно, в организме вещь, но, извини, травиться из-за них… У тебя родители есть? Мозг находится в мире, а мир находится в мозгу. Кант сказал – а не какой-нибудь хрен с горы! Я лекции Черниговской слушала на ютюбе о мозге. Ты знаешь такую? Это в смысле, что напридумаем себе в голове иллюзий, а потом не знаем, как с ними жить. Трезво надо на жизнь смотреть, трезво. Мозги-то мы тут тебе поправим, это точно, ты не волнуйся. У нас, знаешь, какой доктор хороший! У-у! Замечательный доктор.

Люда повернулась:

– Да, хороший. Смешной.

– Чего это смешной? – насторожилась Зоя. – Хороший! Тебе повезло. Он, знаешь, как с пациентами возится? Он вообще в больнице живет натурально. С утра до ночи лечит. Родители у тебя есть?

– В другом городе. Мама. Она не знает. – Людмила села, наконец, на кровать, пригубила чай из кружки.

– И каша сегодня вкусная, – Зоя пододвинула тарелку, – ешь, пока не остыла. Тебе циничной надо стать – всем им назло. Броню отрастить. Тогда уже влюбляйся на здоровье – тебя уже ничего не проймет.

– Я не смогу, – вяло отмахнулась Люда.

– Еще как сможешь! Это первое дело – броня. И тогда посмотришь: все вокруг тебя скакать будут.

Зоя скрючила руки перед собой, как у зайчика, и заскакала по палате, высоко поднимая колени.

Люда рассмеялась.

– Ну. – Улыбалась Зоя. – А ты говоришь. А то они твою слабину чуют – и давят, и давить будут. А ты не поддавайся! Ты где учишься-работаешь?

– На почте.