Чарльз отшучивался, но на самом деле с нетерпением ждал, когда же закончится эта проклятая война. Сыворотка, таблетки — временный выход из ситуации. Как только все уляжется, он тут же прекратит. Это было твердое решение, о котором он сообщил Хэнку, и тот неуверенно высказал мучащую и самого Чарльза мысль:
— Но ведь… После этой войны может быть что-то еще. Теракты, гражданские волнения, политические распри. Все вызывает в людях отклик, даже если не касается их лично… Это бесконечный круговорот.
И это тоже было проблемой. Спустя почти десять месяцев на сыворотке, Чарльз уже не представлял, как жил без нее. Да, он страдал от мигреней, но зато был один в своей голове и тщательно отталкивал чужие мысли и чувства. Мойра, которая рассчитывала на романтические отношения, была разочарована его поведением. Чарльз юлил, оправдывался, но, в конце концов, отпустил бедную девушку, не желая портить ей нервы. Может, он попытает с ней счастье позже, но не сейчас.
Сегодняшний день был более чем отвратителен. Полковник Страйкер заявился прямо в университет, потеснил преподавателей на их лекциях, чтобы призвать молодых мужчин вступать в ряды армии США и ехать на фронт. Внутри у Чарльза взрывались атомные бомбы от злости, не иначе. Он начал спор, разгорелся конфликт, его обвинили в государственной измене и клевете на правительство США и чуть ли ни взашей выперли из аудитории. Декан был с ним солидарен, но в своем кабинете провел разъяснительную беседу.
— Понимаю ваши чувства, профессор Ксавье. Далеко не все мы разделяем взгляды правительства на сложившуюся ситуацию, но университет — не место для публичных конфронтаций с представителями военных сил США. Впредь постарайтесь держать себя в руках. А ваши студенты уже достаточно взрослые, чтобы самостоятельно принимать решения.
— Они всего лишь дети! В чьи уши вливают патриотическое дерьмо, отправляя на верную смерть.
Декан буравил Чарльза недовольным взглядом из-под прямоугольных очков. Тот был красным и встрепанным, как готовый вот-вот взорваться вулкан.
— Возьмите-ка сегодня отгул, Чарльз. Прогуляйтесь, выпейте кофе, встретьтесь с девушкой. А завтра возвращайтесь на работу со свежей головой. В противном случае в следующий раз полковник Страйкер придет сюда за ней самой.
Чарльз покинул университет в таком гневе, что еще два квартала несся, не разбирая дороги. Голова пульсировала от боли и чужих мыслей, которые ввинчивались прямо в мозг, подобно сотне стоматологических бормашин, пытаясь взломать искусственный барьер, созданный сывороткой. Кажется, кровь готова была вот-вот хлынуть из ушей фонтаном — так сдавливало голову снаружи и так бурлило все внутри. Он чуть не выскочил на красный свет и пришел в себя, только будучи задетым боковым зеркалом автомобиля.
— Жить надоело, идиот?! Вали с проезжей части! — чернокожий водитель махнул на него рукой и уехал прочь, оставляя в воздухе облако вонючего бензина.
Чарльз привалился к стене ближайшего дома и просто уставился на проходящую мимо толпу. Люди косились на него, одна девушка спросила все ли в порядке, и он вынужден был пойти куда-нибудь, чтобы не привлекать лишнего внимания.
Район оказался не знакомым. Раньше он никогда не ходил этой дорогой через бедный квартал. Народу на улицах было не так уж и много в отличие от центра: старики, спешащие по делам, торговцы, зазывающие в уличные лавки, и чумазые детишки, гоняющие мяч на заброшенной стройплощадке.
От мигрени все вокруг казалось кирпично-красным, не только стены домов, но и сами люди, асфальт, рекламные вывески. Он скользил невидящим взглядом по названиям, пока не наткнулся на вывеску парикмахерского салона. В голову пришла безумная идея побриться налысо. Чарльз всегда носил достаточно волос на голове и не спешил с ними расставаться, но сейчас казалось, что они только помогали болезненному обручу сжиматься.
Бумажник был с собой, и в нем достаточно денег, чтобы оплатить процедуру в дешевом салоне. Чарльз поднялся по разбитой плиточной лестнице и вошел внутрь под звон металлического колокольчика. Помещение оказалось маленьким и тесным. В нем было лишь одно кресло перед большим зеркалом, одна раковина для мытья головы и один парикмахер, вышедший откуда-то из подсобки на звук открываемой двери. Мужчина был высок и довольно худ, его лицо выглядело слишком грубым для типичного американца, а акцент и вовсе выдал немецкие корни. Чарльзу, в общем-то, было все равно. Он сюда стричься пришел, и плевать, кто будет это делать.
— Здравствуйте, чем могу помочь? — парикмахер явно напрягся при виде нового клиента: Чарльз был одет слишком дорого для этого места и не похож на того, кто ходит по дешевым салонам.
Ксавье выдавил из себя улыбку и вопрос:
— У вас налысо можно побриться?
Бровь немца удивленно приподнялась, а взгляд стал еще более подозрительным. Он внимательно осмотрел вошедшего, особенно задержавшись на волосах.
— Можно, конечно, но не вам.
Ответ сбил Чарльза с толку, но он нашел силы возмутиться, даже забыв про боль на секунду.
— Это еще почему? У вас тут не любят американцев?