Лекарство от скуки (СИ)

— Ты слишком капризна для человека, что пришёл ко мне с просьбой. — Заметил, но руки всё же убрал, за спину их завёл и стал на манер дознавателя: плечи расправил, широко расставил ноги, ту же беспристрастность отобразил на лице. Я, осознавая, что перегнула, игриво повела плечиком.

— Я думала, мне эта наглость позволена. — Широко улыбнулась, но мужчина отрицательно покачал головой. — Виктор Евгеньевич, вы мне за что-то мстите?

— С чего ты взяла?

— Не знаю. Мне так показалось. — Плечами пожала, а Гурин глазами сверкнул. Завёлся. На моё безразличие отреагировал.

— Да потому что я тебя вот так! — Сжатый кулак продемонстрировал, в воздухе им сотрясая. — А ты выскальзываешь! — Проговорил с горечью в голосе. — Потому что я тебя вот так! — Сжал второй кулак, так, что пальцы захрустели, побелели костяшки. — А ты всё равно выскальзываешь! — В досаде руками по бокам хлопнул. — Я не хотел, чтобы ты уходила вот так, Наташа. — Будто смирившись с происходящим, устало прикрыл он глаза.

— Вы зачем разрешили Морозову надо мной издеваться?

— Ты на его условия согласилась?

— Вы сказали, что он больше не приблизится, что права не имеет!

— Ты на его условия согласилась? — Повторил Гурин свой вопрос, и я голову запрокинула, в попытке бурю, что назревала, утихомирить.

Со стола соскочила, платье расправила, напротив полковника стала, и будто впервые его увидела. Наглый, хваткий, эгоистичный. Всегда таким был и сейчас остался. Всё остальное, что было — лишь плод моей больной фантазии.

— Я зря пришла, Виктор Евгеньевич.

— Я могу сделать так, что никто больше не обидит тебя.

— Я пришла зря. — Повторила, скорбно поджимая губы. — Всё должно быть вовремя, Виктор Евгеньевич. Ни раньше, ни позже.

— Ты думаешь это всё?! Ты считаешь, что сможешь выкрутиться?! — Вскрикнул он, буравя меня злым взглядом, испепелить им обещая, но я была свободна от зависимости, которую внушал много лет, потому просто обошла его стороной.

— Это действительно всё. Прощайте. — Решительно вскинула голову.

— Ты не боишься пожалеть об этом, Измайлова?

Обернувшись, я покачала головой. Долгим взглядом мужчину окинула, с доброй половиной страшного прошлого прощаясь.

Вышла и словно растерялась от той свободы, которую сама себе определила, позволила. Внутри ощущалась приятная слабость. Будто после удаления давних болячек, мучающих, изнуряющих. Назад оглянуться не хотелось, и неконтролируемая улыбка выплывала на лице. Я другим человеком стала. От зависимости избавилась.

Впервые за долгое время появился аппетит и я есть хотела. Для себя, а не потому, что нужно. В холодильник заглянула, ужаснулась пустым полкам и неодобрительно покачала головой, не понимая, отчего не замечала всего этого раньше. Вдруг нормальной жизни предельно остро помешала пыль на подоконниках, хотя домработница была всего пару дней назад, бросились в глаза разводы от кофе на плите. Вымыть всё, вычистить захотелось. «Авгиевы конюшни — не иначе» — усмехнулась я самой себе. За уборку принялась, как вдруг в зеркале себя увидела и растерялась: не было у меня одежды для этих целей. Для красоты — да, для соблазнения, разумеется, для выхода в свет — конечно! А для удобства не было. Для жизни не было. Даже моя машина… я и не вспомню, что взбрело в голову, когда выбирала красный «Мазератти». Вся жизнь вдруг показалась какой-то нелепой, словно не моя вовсе!

Звонок в дверь застал врасплох. Гостей я не ждала. Замерла на какое-то время, прислушиваясь к глухим звукам за железной дверью, губы кусала, мучаясь в сомнениях, стоит ли открывать. Снова на своё отражение в зеркале посмотрела. Растрёпанной какой-то себе показалась. Растрёпанной и от этого будто настоящей! Не было этого налёта «идеальности», который душил индивидуальность. Теперь понимала Татарина, когда он меня в душ не отпускал, когда из кровати не разрешал выбираться, и смотрел, смотрел… с улыбкой идиота. «Татарин!» — мелькнула мысль и только оттого я к двери метнулась и, не глядя в глазок, замки отпирать принялась. Дверь распахнула и на Громова уставилась.

Как ударной волной меня у двери шибануло, и я опомнилась. В теле появилась давно знакомая, обременяющая тяжесть, подавляющая любые эмоции расчётливость. И закончить всё захотелось. Сейчас! Мгновенно! Я от двери отступила, Громова в квартиру впуская. Взгляд его на себе чувствовала. Сальный, похотливый. От этого взгляда хотелось отделаться, спастись, но желание доиграть партию до конца преобладало и с каждой секундой становилось лишь сильнее. В голову ударила усталость, обречённость. Я задыхалась рядом с ним! Я умирала, понимая, что не протянет руку помощи, что только больше в грязь втопчет!

— Ты зачем пришёл? Я тебя не ждала… — Выдала вместо приветствия. Громов глянул на меня с интересом, неодобрительно покачал головой.

— Проведать пришёл. — Сказал так, будто предположил, и сам же эту версию смаковать принялся. — Как ответственный руководитель. — Добавил и усмехнулся.