Нашла себя сидящей на полу у прикроватной тумбочки. Будто со стороны смотрю. То ли сплю, то ли захожусь в бреду, а в голове мысли путанные: «Я сделала всё так, как хотела, я справилась, смогла! Раздавила и приполз! Благосклонности найти хотел, а не вышло!» Только облегчения они не приносят. Лишь смуту: «А того ли хотела? А к тому ли стремилась? И всё ли сделала правильно?» Множество… бесконечное множество вопросов. И ответы на них. Громкие! Нудные! «Не того, не к тому, не было ничего правильного!» Открыть глаза не получается. Веки тяжёлые не слушаются. Пить хочется — я к бутылке тянусь, а руки свинцовые не шевелятся. И шею будто удавкой кто оплетает. Дышать тяжело. Горло спазмом хватает, из груди последний воздух с хрипом вылетает. Уже не страшно. Уже всё равно. Черти в аду потирают руки. Или копытца?.. Что там у них?.. Они аплодируют. Слышны овации, но ни один не просит повторить. Эта роль исполняется только один раз. Они тянут на себя. Выволакивают бессмертную душу, оставляя всё лишнее. Тело им ни к чему. Страсти к телу они не имеют. И в один момент страх отпускает, уходит… И пустота вокруг почему-то становится осязаемой.
Глава 22
Я посмотрел на голую Анжелку и устало прикрыл глаза.
— Одевайся и уходи. — Выдохнул и сам с постели поднялся.
Штаны натянул, смятую пачку сигарет подобрал с пола, взглядом нашёл зажигалку, но не закурил. Покупаю, распаковываю, а не курю. Бесит всё. Не знаю, что будет дальше, что уже сегодня ждёт, оттого и ломает меня. Измайлова держит на коротком поводке. Выбрала идеальную дистанцию. Когда вроде и рядом, вроде вижу её, в курсе дел, а подрочить свою миленькую ножку белая госпожа верному питомцу не позволяет. С*ка! Зашвырнул пачку в дальний угол, не зная, как эту злость из себя выгнать. На Сороку оглянулся, а она всё ещё в одеяло кутается, глаз с меня не сводит.
— Ты не слышала?! — Прикрикнул и губы поджал, понимая, что на ней сорваться могу. Выдохнул. На хрен мне её истерики сейчас не упали. — Я хочу побыть один. — Выговорил сквозь зубы, глядя на неё исподлобья. Анжелка смягчение тона восприняла по-своему и всё же вздумала что-то вякнуть. И шею уже вытянула, и глаза округлила. Ругаться она не умеет, и оттого слёзы подступили к глазам.
— Я тебе девочка по вызову, что ли? — Голос дрогнул, и этого было достаточно, чтобы Анжелка почувствовала, что проиграла схватку, в неё не вступив. — Позвал — пришла, пальцами щёлкнул и тут же исчезла! — Всё же выдавила свою правду.
— Ты много говоришь. — Взглядом страх внушил, и она притихла.
— Я тебя не понимаю… — Выдала, стоило только отвернуться. — Ты бешеный какой-то стал. Я боюсь тебя. Боюсь, когда тебя нет, и ещё больше боюсь, если рядом…
— Тебя голой на улицу выставить, чтобы дошло? — Хмыкнул и к Анжелке приблизился. За локоть её придержав, из постели вытащил. Стопку одежды в руки втолкнул и к двери в ванную комнату подвёл. — У тебя пять минут.
Она ушла, бросив в мою спину презрительный взгляд. Мысленно этот её взгляд стряхнув, о своём задумался. Сколько раз в подобном положении оказывался?.. И как до этого дошёл?..
Я не хороший и не правильный. Всё себе в угоду, себе в удовольствие. Плевать мне на чужие желания и слабости, только свои признаю. Никогда не прогибался под обстоятельства. Характер, мать его так… а тут… как мальчик перед ней ломаюсь, слова подбираю, моменты. Когда прогоняет молчу. Когда руку протянет, как любит Измайлова говорить, псом бродячим себя чувствую. Сам в её ладонь толкаюсь, и стон удовольствия сдерживаю. Позволяю подминать под себя. И личность, и характер. Укусить хочу, а на деле только рычу, и то в сторону. На сколько ещё меня хватит?.. На пачку сигарет, что так и лежала в углу, посмотрел с тоской. Оделся и к Наташе пошёл.
Вспомнил, как вчера разошлись, и сплюнул с досады, на месте остановившись. На улице стемнело. Ветер неприятный поднялся. Отрезвляющий. Лицо её отстранённое вспомнил, взгляд пустой. И признания все мои как в пропасть! Измайлова хотела играть во взрослую девочку. В девочку, у которой есть ответственность. А таким девочкам не престало соблазнять малолеток вроде меня. Разница в шесть грёбанных лет, а ведёт себя так, будто на полжизни старше! И выкручивается, выворачивается, не зная, как объяснить то, что объяснений не требует. Не понимает, что жить здесь и сейчас нужно. И что со мной делает не понимает… не хочет понимать.