Вопреки ожиданиям, стены дома не показались спасительными. Странное волнение бросало меня из крайности в крайность, заставляло вслушиваться в гнетущую тишину квартиры, всматриваться в окружающую темноту. От того, чтобы сбежать, остановило только обещание, данное мальчишке. Я маялась, бродила по квартире, всё чаще хватаясь за телефон. Не сразу догадалась, что звонка от Татарина жду, что за него волнуюсь, его отсутствие рядом переварить отчего-то не могу. Только когда телефон в сотый… что ли… раз к себе потянула, пропущенные пересмотреть, опомнилась. На часы глянула: почти четыре. В плед укуталась, озноб в теле унять пытаясь, но взгляд и рука по-прежнему к телефону тянулись. И я номер набрала. Его номер. Казалось, он должен был позвонить! Должен после разговора сегодняшнего, а он… Сухой механический голос напомнил, что в четыре часа утра нормальные люди привыкли отдыхать. Телефон Татарина оказался отключён. Остатки сна испарились в полутьме комнаты. Я с постели встала, устроилась сидя в кресле. Выдохнула, пытаясь успокоиться, сосредоточиться, но сорвалась и позвонила ему снова! Так же глухо… К окну подошла и у него замерла, глядя на мужскую фигуру в дворовой беседке. Сердце тут же в горле забилось, а в висках кровь запульсировала, вызывая нестерпимую боль и навязчивое желание её унять. Я только и успела, что плащ поверх домашнего халата накинуть, как на лестничную площадку выскочила и вниз помчалась. Из подъезда выбежала и к беседке устремилась. Татарин сидел, спрятав руки в карманах куртки, хмуро поглядывал на мои тёмные окна.
— Что ты здесь делаешь? — Опешила я, а он улыбнулся. Совершенно спокойно, расслабленно, будто показательно.
— Тебя жду. — Голову набок склонил. — Вот, ты пришла.
— Почему не поднялся? Всё в порядке? Ты где был?
— Не хотел тебя будить. — Лениво отозвался он и на наручные часы посмотрел. — Поздно уже. Я пойду.
— Куда?
— Домой пойду.
— Зачем домой? Поднимись ко мне. Замёрз? Ты… ты давно здесь?..
— Только пришёл. — Соврал он, выговаривая слова онемевшими губами.
— Идём ко мне.
— Не сегодня, Наташ. Не сейчас. — Поморщился, вызывая стойкое желание его растормошить, расшевелить, взбесить даже!
— Почему нет? — Решилась я приблизиться, а Татарин напрягся сначала, но потом взял над собой контроль и подпустил. И в глаза холодные, пустые, заглянуть позволил. Выждал, пока желание сбежать, спрятаться от него подавить сумею, потом только склонился, чтобы коснуться губ в лёгком поцелуе.
— Ты где был?! — Задрожала я всем телом, чувствуя, что чужой. Кулаки на отворотах куртки сжала и дёрнула их, мальчишку тряхануть пытаясь. — Ты где был, Олег?! — Зло прорычала, а он снова поцеловал, будто вопроса не слышит.
Кулаки мои ладонями накрыл и слегка надавил, разжать их заставляя. Я не подчинилась, попыталась тряхануть его снова, на удивление жгучие слёзы глотая. А он снова целовал. Сильнее, настойчивее, с едва скрываемой агрессией. Рыкнул, когда увернуться вздумала, в волосы пальцами вцепился, затылок ладонью сжал. Оттолкнуть себя не позволил, наваливаясь, наступая. Свободной рукой ягодицы сжал, положение контролируя, и, к столбу беседки меня спиной прижав, полностью обездвижил. Слёзы мои языком слизывал и губы непослушные накусывал, отвечать вынуждая. Пахом в меня вжался, заставляя подтянуться, бёдрами его с боков обхватить, а я протестующе мычала, не справляясь с напором.
— Не хочу… Не хо-чу так! — Зло выговорила, получив такую возможность, а Татарин щёки мои пальцами одной руки сжал и впился в губы, попросту наплевав на любые возражения.
— А я хочу! — Волосы мои в кулак сжал, заставляя голову запрокинуть, в глаза смотреть, слушать и… понимать. — Так, не так, по-другому, по этакому, по-всякому!.. Хочу, понимаешь?! — Выкрикнул в лицо, не позволяя зажмуриться. Глаза его блестели, переливаясь злыми, застывшими в них слезами, челюсти плотно сжаты. До желваков, до зубного скрежета! — Ты не понимаешь… — Разочарованно пробормотал, осторожно выдыхая. — Я не пойду с тобой, Измайлова. Потому что ты этого не хочешь. Тебе это не нужно. Но я буду рядом. И, поверь, настанет момент, когда одно моё присутствие в осязаемой близости заставит тебя измениться. И плевать на всё станет. Возраст, положение, статус, личная неприязнь или даже полное отвращение. Ты поймёшь, что нет никого меня ближе и роднее. Уже давно нет, а ты всё сопротивляешься, трепыхаться пытаешься. Словно это что-то изменит. — Губы вытянул, скривил их, примеряясь к сказанному. — Не изменит. Ты сама неправильная. Нет гармонии между тем, что внутри таишь и тем, что другим показать стремишься. Красивая кукла, а душа серая, измученная, уставшая. Я знаю это! Я могу это исправить!
Отпустил меня резко. Так, что на колени рухнула, утопая в мягкой весенней земле, в траве невысокой.