Правда! Нравилось мне это чувство. И власть моя нравилась. Теперь только, когда сила эта против меня повернулась, скачу на раскалённых углях, а он наблюдает. Смотрит спокойно, уверенность, уравновешенность демонстрирует. Ни одного лишнего жеста, ни одной неровной эмоции.
— Уходи, уходи, исчезни! — Выкрикнула, это осознавая, а Татарин насмешливо покачал головой.
— Ну, ты же сама понимаешь, что это утопия! Думать, что можешь меня прогнать — утопия.
— Ты остался в прошлом, Татарин. — Руки крутила, в надежде вырваться, а он перехватывал. Снова и снова. С лёгкостью, с каким-то кошачьим изяществом со мной игрался. — Сам же хотел, чтобы вычеркнула, забыла, чтобы научилась жить без оглядки на всю эту грязь…
— Я грязь? — Недобро хмыкнул он и хватку усилил, заставляя жалобно всхлипнуть.
— Мне больно, когда ты рядом! — Дёрнулась я всем телом в противоположную сторону, а он, открыто насмехаясь, к себе прижал, под спину поддерживая.
— Что ты пытаешься себе придумать на этот раз? — Носом моего носа касался. То ли интимно, то ли забавляясь.
— Мне холодно, мне страшно! — Кричала, а он губы непослушные перехватывал, пытаясь поцелуй с них сорвать.
— И что ты будешь делать в светлом будущем без меня, Измайлова? Уверена, что без меня в принципе получится?
— Ты разрушаешь меня изнутри! Как заноза! Зацепился, застрял! Ты внушить пытаешься, что одно целое, а это не так! Не так! Ты чужой! Я не знаю тебя!
Бороться надоело, и Татарин меня отпустил. Пальцами волосы взъерошил, ладонью стёр с лица усталость, выдохнул напряжённо.
— Ты и себя не знаешь, Измайлова, куда уж дальше-то оценивать? — Неодобрительно качнул головой.
— Я смогу без тебя, я справлюсь!
— От меня бежишь, чтобы вляпаться снова? А тебе не кажется, что мы это уже проходили? — Подбоченился и смирил уставшим, невыносимо тяжёлым взглядом, так, что я себя рядом с ним девчонкой почувствовала. Глупой, несмышлёной и непослушной.
— Ты не тот, кем хочешь казаться… — Беспомощно прошептала, а он руками развёл.
— Обвинить всегда проще, чем понять. Катишься по наклонной, Измайлова! Деградация — это страшно.
Усмехнулся и нервно губы языком обвёл. Глянул на меня коротко и воздуха перехватил, словно сорваться мог, а сдержался.
— Наташ, ты понимаешь, я уйду сейчас, а это ничего не изменит. Ты боишься того, что чувствуешь? Боишься того, что чувствуя я? А бояться того, что «не чувствуешь» это как, нормально?
Сказал, как пощёчину хлестанул. Так, что задохнулась от внутренней боли.
— Ты считаешь, что я не смогу полюбить? Что не найдётся тот, кто сможет полюбить меня?
— Я считаю, что жизнь одна и эксперименты в ней чреваты. — Рыкнул он на мой выпад. Агрессивно и зло. Рыкнул, вынуждая пятиться.
— А я ответственности не боюсь.
— Я боюсь. За тебя в первую очередь. Напорешь ошибок в горячке, а что потом? — Легко усмехнулся, словно с самим собой рассуждая, а я внезапно озябшие плечи растёрла и прошептала:
— Главное, я буду знать: ты не бросишься их исправлять. — Сказала и едва не осела, так он посмотрел.
— Что? — Поморщился, не веря услышанному. — Что ты имеешь в виду? — Корпусом вперёд подался, голову в плечи вжал.
— Уходи, Олег. Сейчас.
— Ты за меня решаешь, что ли? — Поразился, удивился такой наглости.
— Уходи.
— А кто тебе право такое дал?! — Оскалился и цыкнул зубами. — Взрослая? Самостоятельная? Грош цена этой твоей взрослости, когда собственные желания отстоять не можешь.
— Грош цена твоей взрослости, если желание выше здравого смысла ставишь. — Попыталась дать отпор, а он рассмеялся в голос. Зло, с надрывом, с едва сдерживаемой агрессией.
— Я уйду сейчас, но только для того, чтобы тебя не задушить. — Головой покачал, своих же порывов не одобряя. — Очень хочется…
— Ты уйдёшь, потому что это будет правильным.
— Но я вернусь. — Поддакнул, а я всё же осела, бестолково прикрывая голову руками, волосы к затылку собирая.
— Следить будешь? — Вопрос проронила, а на деле ответ знала наверняка.
Татарин ко мне приблизился, ладонь на спину положил, попытался ею провести, успокаивая, только не вышло ничего: рука дрогнула, пальца, причиняя боль, впились в кожу.
— Прости, но доверия к тебе никакого. — Зарокотал, посмеиваясь.
— Отпусти, Татарин, отпусти сейчас.
Выслушав просьбу, он на корточки передо мной опустился, дождался, пока на требовательный взгляд ответила, и медленно выдохнул, напряжение внутри удерживая.
— Будем считать, что этого разговора не было. — Холодно резанул и ушёл, хлопнув дверью. И у меня было всего несколько часов, чтобы сбежать. Если не от него, так от себя точно.
Глава 24