Эльф глубоко вздохнул, сделал большой глоток кофе и, твердо посмотрев мэтру в глаза, сообщил:
— Я люблю ее.
Волшебник встретил взгляд Шута так, словно хотел отыскать в его глазах, по меньшей мере, сундуки с золотом. Ну, или ответ на вопрос о смысле жизни. И на какой-то миг эльфу показалось, что он осуществил свои намерения. Правда, именно в этот момент волшебник отвел взгляд, и маэстро так и не смог осознать, что это было.
— Не врете, — констатировал, между тем, Фламмен.
— Конечно, не вру, — недоуменно пожал плечами Демолир, и тут до него дошел истинный смысл сказанного. — Секундочку, — недобро прищурился он, — не хотите ли вы сказать, что только что рылись у меня в голове!
— Вообще-то не хочу, — хмыкнул мэтр, не обращая никакого внимания на резкую смену настроения собеседника. — К тому же, вы уже сами это сделали. Но, поверьте мне, у вас там такой бардак, что, сколько не ройся, хуже не станет.
— В любом случае, не припомню, чтобы я давал вам на это разрешение, — произнес Шут тем тоном, от которого у собеседников обычно стыла в жилах кровь, и возникало непреодолимое желание провалиться сквозь землю. Но на Эвальда, как и следовало ожидать, это не возымело никакого действия. Сангрита, впрочем, тоже должным образом на его взгляды никогда не реагировала, но она в таких случаях начинала злиться… мэтр же был спокоен как дракон, только что пообедавший девственницей.
— Расслабьтесь, друг мой, — лениво ответил волшебник. — Не скрою, я был бы вовсе не прочь узнать, что вы так хотите от меня скрыть, но для того, чтобы по-настоящему разобраться в той каше, которую представляют ваши мысли, мне понадобится дня два. Вы мне лучше вот что скажите: вы жениться на Агате собираетесь?
— Нет, — мрачно буркнул Шут, всеми силами стараясь сохранить спокойствие. Внутри же все бушевало. А что, если бы в его сознании в неподходящий момент всплыло воспоминании об их с Сангритой, так сказать, знакомстве? Что, если бы мэтр увидел сцену в «Тролльей тропе»? Что, если бы он выяснил, чем на самом деле они с Сангритой занимались в Лохбурге? Да уж, в этом случае его точно не спрашивали бы о свадьбе. А впрочем, о какой вообще свадьбе может идти речь? Он — оборотень, она — ведьма. Он ее изнасиловал, она его предала. Он признался ей в любви, а она сказала, что его ненавидит. Она всеми силами пытается изменить свою жизнь и избежать будущего замужней матроны и многодетной матери, которое ей пророчит столичная аристократия, а он живет прошлым. Что общего у них может быть, кроме бесконечных словесных перепалок, его тщетно-идиотских попыток заслужить ее благосклонность и мелиссы, которой пахнут ее волосы? Ничего.
— А почему же нет? Если вы ее любите, то эта мысль не должна вас пугать, — с любопытством наседал на него мэтр. Казалось, старик даже не столько устраивал замужество своей внучке, сколько с эдаким врачебным интересом изучал образ мыслей ее предполагаемого жениха.
— А саму Сангриту вы спросили? — осклабился в ехидной ухмылочке Демолир. Чего он только не делал в этой жизни, но с первым встречным никогда не откровенничал. Сангрита, конечно, исключение, но это вовсе не значит, что он готов исповедаться и перед ее дедом.
— Ну, положим, Сангриту мы с вами спросим вместе. Но давайте попробуем исходить из того, что она согласна. Что вы думаете о таком повороте событий?
Шут честно попытался представить себе как делает Сангрите предложение руки и сердца. У него даже получилось. Вот он, путаясь в полах халата, становится на колени, достает из кармана необычайной красоты кольцо и с блаженным видом смотрит на свою избранницу… А она, конечно, тут же кинется к нему на шею и… хм, как обычно поцелует лобик?
Маэстро не выдержал и расхохотался.
— Мэтр, я понимаю, что вам позарез нужно замять скандал, но, право слово, вы всерьез полагаете, что Сангрита согласится? Мне казалось, вы лучше знаете свою внучку.