– Так, сейчас, посмотрим, присаживайтесь, пожалуйста. Так… по поводу вашего училища мы вам уже объясняли, что им нужно было письма с уведомлениями отправлять. Не получали мы ваших писем. Сейчас и не разобраться, то ли администрация училища хотела отправить эти письма, но не отправила, либо они на почте потерялись.
– Вы сказали, можно написать новое письмо, заявление. Я к вам в третий раз прихожу. Сначала осенью, потом зимой была. Вы сказали в июле прийти.
– В июле… Новое заявление… Так, сейчас глянем… Знаете, дело в том, что вы опоздали.
– Как это опоздала?
– Очень просто. Вам двадцать три когда исполнилось? В июне? А закон действует до достижении сиротами двадцати трёх лет. Так что опоздали, простите.
– Но вы же…
– Я не могу упомнить возраст всех, кто обращается. Вы сами должны законы знать и о себе заботиться. Привыкли, что в детдоме за вас всё решают! Инфантильные, ленивые!
– И что мне теперь – в общежитии до конца жизни?
– А что?! Я сам в общежитии пять лет жил! Сам себе на квартиру зарабатывал, ни у кого ничего не требовал! Не сидел на шее у государства!
Мужчина потёр свою крепкую шею тяжеловеса, лицо налилось кровью. Ксюха подумала: на этой шее три таких, как она, свободно разместятся и ещё место останется…
– И что теперь можно сделать?
– В монастырь иди! Чего скривилась?! Будешь сыта и здорова. Не сопьёшься и по рукам не пойдёшь. На свежем воздухе… Или в дом инвалидов иди – у тебя ведь инвалидность.
Вышла из кабинета, особенно не расстроившись. Её в последнее время вообще мало что расстраивало, будто частью она была уже не здесь, а там, где не волнуют проблемы работы и жилья. Да и не верила она, что дадут ей жильё, никогда не верила. Кому из знакомых дали? Ленке? Два на два квадратных метра – вот и жильё…
Ехала на маршрутке в кафе. Как он сказал – в монастырь?
В монастыре Ксюха жила. Лет в двенадцать. Каникулы в монастыре. Это были очень хорошие каникулы. Запомнился простор, гора, речка, колокольный звон, прохладный храм и сладкий запах ладана. Особенная тишина монастыря – такая высокая-высокая, как будто высоковольтные провода гудят, – что-то такое в воздухе, высокое, сильное, доброе, неуловимое обычными органами чувств. Только душа чувствует: высокая тишина. Она не могла объяснить, только чувствовала. Вечерние молитвы, уютный огонёк лампадок. Она там даже молилась.
Правда, работать приходилось много: в монастыре не бездельничают. Но тогда Ксюха была ещё не такой худой, покрепче была, посноровистей. Сено граблями ворошила, копалась потихоньку. А один раз зачем-то взяла вилы, решила вилами сено бросать. И с размаху воткнула эти вилы себе в ногу, до половины ноги вошли – легко, как нож в масло. Испугалась сильно. Поясом с платья ногу завязала на несколько раз.
А тут конец работе – батюшка позвал кино смотреть. Фильм о монастыре. Содержание не запомнила – нога сильно болела. Когда все встали, она встать не смогла – нога сильно опухла, не помещалась в тапочке. Батюшка спросил:
– Оксана, почему не встаёшь?
– Сейчас…
– Что с тобой?
– Да так, ничего особенного, сейчас пойду.
– Ну-ка показывай ногу! Посмотрел, ахнул, засуетился. Обработал рану, потом принёс пузырёк с душистым маслом, сказал тихо: «Миро от Гроба Господня, на крайний случай берёг». Бережно капнул, помазал крестообразно.
Утром заглянул: как нога? Старенький батюшка, седой весь, добрый. Имя, жаль, не запомнила. Подвигала ногой – никакой боли, никакой опухоли.
– Слава Богу! Мы с отцом иеродьяконом всю ночь за тебя молились… Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!
Да, монастырь – это хорошо, особенно, если этот батюшка ещё жив…
Только не сможет она в монастыре, там работать нужно, а из неё сейчас работница плохая. А вот в дом инвалидов – это нет. Это лучше сразу к Ленке.
– Центр города. Кто не оплатил – оплачиваем проезд!
Валентина встретила ласково, с улыбкой, повела к директору. В кафе – уютно, прохладно, пахнет вкусно. Мягкий баритон грустил:
Эх, приняли бы сюда, глядишь, Ксюха бы поздоровела, поправилась…
Директор, Вера Николаевна, оказалась милой, обаятельной женщиной лет пятидесяти. Разговаривала по-доброму, расспрашивала заботливо:
– Какое у тебя заболевание?
– Порок сердца. Я работаю! На стройке работала! Могу работать, испытайте меня!
– Подожди, а пенсию по инвалидности ты получаешь? Сколько? Да… С такой пенсией прокормиться трудно. Да ты и не умеешь, наверное, прокармливаться… Готовить умеешь?
Ксюха улыбнулась, смутилась. Готовить она не умела – не доводилось. Пельмени отварить – и то не знала как. Чай могла заварить, хлеб порезать, бутерброд сделать. Или молока кружку… Есть захотелось…
– Я так и думала. Ни готовить, ни экономить, ни правильно пенсию расходовать…