Лёха

Семенов переглянулся с Жанаевым. Обоим как-то сразу в голову пришло, что пока невелики успехи у этого толкового лейтенанта — войско подрастерял, жратвы нет, с патронами похоже — тоже швах — красно-коричневые подсумки для магазинов к СВТ у мужика сухощавого не отвисали грузно, как бы им полагалось, если б они были набиты патронами, да и мешок с запасным диском на поясе у командира подпрыгивал при движении достаточно легко. Ну и засада прошла по-утырски, немцев не до конца завалили, да и машину покалечили. Нет, пока полностью доверять правильному лейтенанту ни Семенов, ни Жанаев не собирались. С другой стороны — раненого не бросил, это ему в плюс, и головой ради своих подчиненных готов рискнуть — тоже в плюс.

Впрочем, хотя Лёха это все и понимал, а все же как дальше с лейтенантиком дела пойдут — одному богу ведомо. Возможно.

— Старшина, вы умеете колеса снимать? — услышал Лёха вопрос, повертел головой в недоумении. Потом сообразил, что старшина — это он сам и есть. Откликнулся, сообщив, что вообще-то — да, умеет.

— Тогда давайте, снимите пару — велел лейтенант и тут же о чем-то заспорил с Середой. Судя по приглушенным отрывкам разговора — весь спор был о том, где это находятся бравые окруженцы. Артиллерист, как оказалось, карту тоже читать умел и потому обладал своим мнением.

Недоумевая, зачем летехе запонадобились колеса с автомобиля, Лёха подобрался к тачке с домкратом (у отца на «Жигулях» такой же был почти), нашел подходящий гаечный ключ и принялся за отковыривание колес с таратайки. Это дело было ему знакомо — его отец несколько раз заставлял сына переставлять колеса с одного места на другое, чтобы, дескать, протектор истирался равномерно. Ну, вот и пригодилось. Скоро машина перекосодрючилась еще больше, улегшись на брюхо. Вид у нее теперь был совсем сиротский.

Трое потрошителей багажника разобрались с тем, что в нем лежало. Лёха с грустью слушал их разговоры, не без основания полагая, что чертов лейтенант вместо веселого копания в свалившемся с неба кладе всучил ему не шибко радостную работенку.

— Это что в этих банках — донесся до его ушей вопрос Семенова.

— В этих у немцев хлеб консервный.

— Заливаешь, ефрейтор!

— Спорим — хлеб? Мы и такое уже едали, факт. Оно невкусное, но брюхо набить можно. Точно говорю — хлеб.

— В жестяной банке?

— Точно так. В жестяной.

— Снял я колеса — сказал Лёха лейтенантику, кося глазом на разгребающих сокровища сослуживцев. Душой он уже был там, с ними. Берёзкин оторвался от карты, почесал подбородок, покрытый еще детским пушком и приказал:

— Спустите камеры, разбортируйте колеса и камеры покомпактнее сложите. И насос не забудьте.

— Я извиняюсь — а зачем? — удивился невоенный человек Лёха.

— Когда выйдем к своим, я с вами позанимаюсь строевой подготовкой, а то смотреть на вас страшно и слушать вас жутко. Я слышал, что там, где начинается авиация, кончается дисциплина, но удивлен тому, насколько поговорка верна. Вы что, Уставов вообще не читали?

— Эээ… читал, тарищ летент! — отчетисто и по-военному рявкнул тихонько менеджер.

— Тогда мне совсем непонятно, почему вместо выполнения приказа вы вступаете в дебаты. Исполняйте! Кру-гом!

— Есть — удивленно сказал потомок и поплелся выполнять темный приказ. Сначала-то ему казалось, что новодельный командир собирается какую-то телегу спроворить, но видно что-то другое у того было на уме.

— Вы и поворот делаете через правое плечо — горестно вздохнул сзади лейтенант. По тону выходило, что уж лучше бы Лёха ему на сапоги высморкался. Менеджер понял, что с этим юнцом каши он не сварит. И ведь повернулся-то он правильно, так во всех виденных им сериалах поворачивались!

Воздух из камер менеджер спустил быстро, а вот с разбортовкой дело не заладилось, чертовы покрышки словно живые не выпускали из своей внутренности чертовы камеры. Особенно мешало то, что за машиной продолжали обсуждать всякое интересное. Потом стало полегче, лейтенант заявился и туда, и напомнил, что им тут не Эрмитаж и пора с экскурсией кончать, а упаковывать все ценное и двигать дальше, время поджимает. Разговоры смолкли и лейтенантик вернулся к Середе, который копался в портфеле. Оставалось слушать только их беседу.

— Замечательно, что вы по-немецки читать умеете и разговаривать — с уважением сказал командир, когда артиллерист вкратце и бегло почитал, что за документы в этом портфеле, оказалось, что парочка убитых немцев скорее всего — железнодорожники, потому как в портфеле были приказы и распоряжения на восстановление ближайшей ветки железной дороги, какие-то уведомления и предписания на ремонт оборудования и привлечение местных жителей, сметы, расчеты необходимых материалов и прочее в том же духе.

Середа уже привычно собрал с трупов документы и лейтенант даже как-то испуганно охнул, когда артиллерист сообщил, что парочка была сотрудниками некоей организации Тодта.

— Ничего себе, названьице! Тодт — это же по-немецки — смерть? Организация Смерти? — как-то не по-командирски удивился лейтенант.