Лёха

– Не дуйся! Шванн – к слову лебедь. А швайне – свинья, не путай. Нам надо, чтобы все было просто и быстро. А чтобы все было просто – надо хорошо подготовиться, чтобы все было быстро. Селяне быстро думать не умеют, ум у них неповоротливый. Зато память хорошая. Потому все неувязки запомнят, но проанализируют не сразу. Это надо использовать. Селянина надо грузить информацией, чтобы ему думать было некогда – быстро заговорил Середа, облизывая сохнушие от волнения губы

– Забивая маломощное ОЗУ. Но помнить что кэш памяти у него безразмерный. Или правильно будет строго наоборот – крохотный кэш, но большой RAM – перевел на более понятную ему терминологию менеджер, не шибко, правда уверенно, но поняв суть. А суть получалась такая – сразу объем инфы селянин усвоить не может, но все запомнит и потом обработает с очень точными выводами.

– В общем, должно получиться так: мы приходим, облапошиваем и уходим. А они там потом уже будут дуимать: «Слышь, Митричь, подь-ка сюды. Присядь. Вот смотри-кось, чо-то я думаю, оно не того. Не сходится». И пусть думают, мы уже ноги унесем – вот так вот надо сработать – напористо и уверенно заявил артиллерист.

Лёхе стало понятно в общих чертах, что да как с деревенскими. А вот городские наоборот, сразу решают на лету. Но забывают, что было пять минут назад. И главное потом сами могут и не вернуться к нестыковкам, пока их носом тыкать не начинают. И Середа тоже видать, что горожанин, хотя и из деревенских, вроде. И Лёха тут же об этом сказал:

– Больно ты шустрый. Мне и поржать нельзя, а ты уже всех победил. Мысленно. Не, с таким настроением идти нельзя. Вдруг полдеревни говорит на немецком? Вдруг в доме старосты уже квартирует или там долечивается какой фашист? Вдруг покойные боксёр и плешивый уже бывали в деревне и велосипеды всем знакомы? Вдруг подъедут еще солдаты? А в любом этом варианте – тока по не хорошему выходит. И естеестно такое надо просчитать тоже.

– Вот для такого поведения и надо быть убедительным. Чего я от тебя и добиваюсь – вскипел самозваный режиссер деревенского хепенинга – Какая ещё отмазка перед рабами может требоваться господину? C ходу сунуть в рыло, построить всех, наорать для начала. Потребовать шнапса, жрать, баб и пленных для пыток. Ты в курсе, что они говорили между собой? Когда нас гнали колонной? Я не я буду – они нас нелюдью называли! Унтерменьшами! Понимаешь? Мы для них в лучшем случае рабочая скотина, рабы. И потому надо себя барами вести.

– Ты серьезно? – обалдел Лёха.

– Бис его знает. По месту смотреть надо. Но робость будет в разы хуже любой наглости, это ты помни. Начнем проще. Совсем просто. Вопросы к патрулю или кто там нас первым встретит: «Шпрехен ли зи дойч?», «Наши зольдатены в деревне есть?», и «Кто в деревне есть говорит по-немецки?» – и сразу уже ясно будет. Врать немцам уже наверняка не хотят. Для селян картина привычная – начальник сам не лезет, ему докладывают. Ну и еще – селянин всегда боится начальников и всего городского, ибо оно непонятное. Даже если оно полезное – сначала идет опаска, извечное «как бы чего не вышло, как бы хуже не стало» – на подсознании. Рассиживаться нам нельзя, чем быстрее – тем безопаснее. Ты главное щеки надувай. Тебе и не надо уважения. Это пусть перед мной пресмыкаются, а тебе важно не вляпаться, ты ведь штатский, даже подход-отход к начальнику не сможешь выполнить, даже честь толком не отдашь, вскинешь руку в пионерском приветствии – и привет! Ты играй тыловика. Важного и надутого.

– Надо мной же смеяться будут!

– Если кто посмеет смеяться в лицо германскому солдату – прикладом в харю. Ты ж видал, как они это делают, так что повторить не вопрос. А за спиной – нехай смеются. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Бурят неодобрительно повертел головой. Ему наглядно привиделось, как заходят Лёха и Середа в хату старосты, а там немец, да ещё в звании покруче этого труппенфюрера и говорит Лёхе: «Комм цу мир!». А тот не готов: «Я-я, мир-мир!». Не развернется ведь потомок в избе тесной с винтовкой. А у артиллериста хоть и пистолет, да рука одна – по второй как настучали, так вон даже свежая кровь через повязку выступила.

– Ты, в общем, будь рядом. И по сторонам смотри. Интонации – ключ к успеху. Они должны быть «не своими» и одинаковыми. Мы же в плену побывали пару дней, слышали как немцы разговаривают, можешь попробовать. Даже небольшое изменение манеры разговора сразу сделает его «чужим». Ты это учти, если припрет, и будешь по-немецки или по-английски говорить – проинструктировал Середа.

– Учту – буркнул потомок, немного обижаясь за то, что его списали в тыловики.