Лёха

– Пес його знає. При офіцера цьому ошатному. Чи то денщик, чи то охорона – с невиданным почтением в голосе пояснил старший. Будь Лёха кошкой, что слов не понимает, а ориентируется на интонации, то обрадовался бы доброму слову. Он и обрадовался, плечи распрямил, приосанился.

– А видно, що тиловий щур. Мундир сидить як на корові сідло – с еще большим уважением сказал конвоир.

– Так, у тих, що на танках проїжджали вид був бравий – согласился и второй конвойный полицай. Менеджер поднапрягся и вообще стал походить на бронзовый памятник. Полицаи таки сдержали фасон, не прыснули. Не заржали. Выдержка у них была, определенно. Стояли с постными мордами, почтительно, на дистанции.

– Добре москаля не застрелили – сказал высокий конвоир.

– Вдало підвернувся – согласился старший.

– Цікаво, хто це німцям наябедничав? – поинтересовался тот, что пониже.

– Так миколаївські ж, хто ж ще. Вони ж тоді за жидівські шмотки образилися. Пам'ятаєш, вимагали більше, мовляв від них троє в акції працювало? – уверенно заявил старший сил самообороны. Видно было, что он опытный интриган и отлично видит тайный ход вещей.

– Гаразд, ми їм теж дьогтем ворота помажемо – кивнул высокий полицай.

Помолчали.

– А куди дядько Олександр пішов? – спросил низенький, высморкавшись оземь.

– Офіцер цей колодязями цікавиться. Вода питна потрібна означає – сказал старшой. Двое кивнули. Лёху немного удивило это понимание, видно было, что сейчас все три самооборонщика усиленно думают – хорошо это или плохо, что немцы интересуются их водными ресурсами.

Потомку тем временем надоело стоять, словно памятник – да еще и спину заломило. Вспомнив, что конвоиры на марше шли с примкнутыми к винтовкам штыками, он сдуру взялся примыкать штык к своему карабину. Лучше бы он этого не делал. Для начала штык застрял в ножнах, потом он чуть не уронил винтовку, выдергиная чертов штык, потом штык никак не хотел насаживаться на нужный для него штырек, а защелка не хотела его фиксировать.

– Вот я и прокололся! – в отчаянии подумал Лёха.

– Точно тилова щур. Карабин видно в руках перший раз тримає – совершенно нейтральным тоном, словно обсуждая вчерашнюю погоду заявил высокий.

– Нє, другий – лениво возразил старшой.

– Чому?

– На присяги тож давали – пояснил уверенно усатый.

– Штатський, видно в армію недавно взяли. Може бути писар? – поинтересовался без всякого интереса высокий.

– Слухай, старший, а може це теж москаль? – неожиданно спросил второй конвоир.

Штык в руках Лёхи, чуть не вывернулся скользким угрем.

– Ні, я давно дивлюся, мундир точно його, він весь час морду від поту витирає, так жодного разу повз кишеньки не схибив. Мундир точно його. Інша справа, що на них хтось напав, ось вони і перелякалися, одне слово тилові. Найточніше – коли одяг чужа – повз кишень промахуються завжди. Себе згадай і польський цей кітель – уверенно пояснил старшой ткнув толстым указательным пальцем в странного серого цвета китель на конвоире. Лёха не очень понял, что он сказал, но все три полицая продолжали стоять спокойно, да и напрягшийся было, Семёнов опять обмяк. А штык, наконец, щелкнув пружинкой, встал на место, как влитой.

Леха перевел дух и победоносно оглядел наблюдавших за его потугами полицаев. Кроме почтения на физиономиях у них ничего не отражалось, были б они не деревенской публикой, а воспитанными горожанами – встретили бы эпохальное деяние арийца дружными и продолжительными аплодисментами. А так только и сказали уважительно:

– А молодець солдат! Він, напевно навіть і заряджати вміє і може бути навіть патрони в руках тримав.

– Ні, це навряд чи. Показували йому патрони здалеку, це напевно було.

– Штик-то він хвацько примкнув, менше години возився. І навіть гвинтівку не знизила жодного разу.

– Таки я і кажу – тилова щур – подитожил усатый. Его рослый подчиненный согласно покивал головой, не стал опровергать начальство, что вообще-то именно он первым назвал Лёху «тыловой крысой» и потом задал более насущный вопрос:

– Нагороду цей офіцер обіцяв за упіймання бандита. І розписку дасть. А в поліцейській управі пайок обіцяли виписувати, дивись побільше пайка буде.

Старший явно имел на перспективу награды другие виды и в увеличение пайка не верил:

– Нє, це ж німці. Дадуть може письмову подяку або єфрейтором мене назвуть.

– На медаль не розраховувати?

– Чорт його знає, дивлячись як цей офіцер всі розпише – ответил старший. Видно было, что он вовсе не против медали. Но увеличение пайка явно было ему милее. Через несколько минут, показавшихся менеджеру просто вечностью, наконец, вернулись Середа со старостой.

Очень вовремя, потому как непойми с чего Лёхе жутко захотелось жрать. То есть жрать ему хотелось и так, за все время пребывания в плену и после он сытым ни разу не был, но тут просто какая-то катастрофа приключилась с желудком, он стал вдруг совсем бездонным, открытым в космические бездны. Но при этом, так же внезапно, захотелось в сортир. Невыразимо. Два этих несочетаемых в нормальной жизни желания, можно сказать, овладели Лёхой. Императивно. Вполне годилось такое старое слово – обуревали.