Лехнаволокские истории

Вот Николай появился, и снова старая песня пошла, как наваждение какое. Это ж нарочно всех девок спровадила, оставив ее и Галку. Галку, потому что она все равно как банный лист — не отцепится, а ее, Ирину, чтобы опять побесить, поиздеваться над ней.

Сказать ей в лоб: «Да на тебя Николай и не глянет, он уже давно встречается со мной», только быстрее завести Дашку, потому как она из породы тех, которых неудачи только подталкивают на совершение поступков. Но самое обидное, что Ирина, зная эту гаденькую черту характера Дашки, ничего не высказывала коварной подруге, как будто была заколдована. Вот и сейчас, ей очень хотелось бы сесть рядом с Николаем, увидеть его глаза, почувствовать тепло его рук, но он почему-то сидит далеко, и она снова ничего не может сделать. А Дашка-бесстыдница все пялится и пялится на него… «Ох!» — наигранно вскрикнула, когда лодка чуть накренилась, и нарочно, будто невзначай, положила свою ладонь сверху на руку Николая, стерва! И Николай, кажется, тоже не сводит с нее глаз, тоже решил поиграть в «переглядки»?

«Чего же я сижу?» — не унимается сердечко Ирины.

Тут Дашка спросила Николая:

— Послезавтра у меня День рождения. Придешь?

— А кто будет?

— Да все, кто здесь, плюс двоюродная тетка Иры, продавщица нашего поселка, Ленка, она всегда с нами.

— Так может, и я кого-нибудь прихвачу?

— Кого?

— Да хоть Виктора. Такой — самый высокий из нас.

— Ну, если захочет, пусть приходит.

— Договорились.

Ирина во время их недолгого разговора все не могла успокоиться. Дашка так и не отняла своей руки от руки Николая.

— Не устал еще? — спросила Дашка с придыханием. — Может, я погребу?

Этого Ирина перенести не смогла, вскочила как ошпаренная: ежели Дашка сядет за весла, Николай переберется на ее место и, значит, сядет к ней спиной. Чего ж я думаю!

— Я сяду, я! — торопливо подхватилась она да покачнулась, накренила лодку, потеряла равновесие — так и повалилась в воду.

Слава богу, встала на ноги — вода чуть выше груди, озеро у них неглубокое. Но обидно — до слез. Да еще и смеются все, и Николай — туда же. Не удержалась и плеснула на Дашку водой:

— Чего ржешь, с тобой такого никогда не было?

Николай протянул ей руку:

— Куда ж ты так спешила, Иришка, всю рыбу распугала.

Ирина забралась в лодку, поеживаясь от озноба. Николай согнал Дашку, усадил Ирину, укутал ее в свою телогрейку.

Не столько от сухой одежды, сколько от неожиданной, пусть и крохотной заботы Ирине стало теплее. Вот если бы Николай всегда был таким…

Оставшуюся дорогу домой Дашка больше не приставала к Николаю. Как перемкнуло что-то.

16

Утром Суворов, как и обещал, повел Женьку к дачнице Клавдии Ефимовне, женщине серьезной и денежной — работала она в одной из крупных петрозаводских фирм бухгалтером.

У ее баньки на берегу нужно было сколотить пирс и деревянные мостки, «чтобы от баньки можно было выйти и, не марая в грязи ноги, дойти до озера, искупаться, набрать, если надо, прохладной воды».

— Это мы в два счета, — горячо уверил дачницу Женька-бригадир.

Клавдия Ефимовна недоверчиво окинула Женьку с ног до головы, куцый пиджачок его, невзрачную фигуру, глянула на серьезного Суворова, мол, кого ты мне привел? Но в тот момент, когда Женька оглядывал местность, Суворов сказал ей:

— Вы, Клавдия Ефимовна, не переживайте, ребята эти, значит, толковые, мастера своего дела.

— Так мужики, — вошел в комнату с важным видом Женька. — Поднимаемся, хватит прохлаждаться, — есть работа!

Никто и не заметил, как в Женьке прибавилось самомнение.

— Наконец-то! — одобрительно загудели все, так как давно устали от безделья и безнадеги.

— Едим, пьем чай и за работу! — Снова скомандовал он и пошел к Суворову в каморку посмотреть, каким инструментом тот располагает.

Поднялись. Бражко поставил на плитку чайник, из сумки извлеклась прихваченная из Москвы тушенка и купленный в местной лавке хлеб. Соорудив бутерброды — по куску на брата, — стали спешно есть, заедая репчатым луком.

Тут и кипяток запарил. Заварка еще не доспела, как из своего темного логова на свет Божий выбрался Пашкин. Глаза опухшие, лицо перекошенное. Глазами вокруг водит недоверчиво. Подошел к умывальнику, бросил взгляд на стол, набрал в ладони воды, сбрызнул лицо, отерся о замусоленное до серости вафельное полотенце, потом спросил:

— Мужики, у вас ничего перекусить нет?

— Откуда, Саня? — не лукавя, сказал Саленко. — Разве что чай.

— Хоть чайку, только покрепче, — попросил Пашкин, — а то жрать больно хочется.

Тут только до него дошло, что его постояльцы собрались уходить.

— Куда это вы?

— На работу.

— На работу? — скривился как от лимона Пашкин.

— Не все ж на диване валяться, — буркнул недоброжелательно Бражко. Он отчего-то сразу невзлюбил Пашкина, наверное потому, что вообще терпеть не мог всяких бродяг, тунеядцев, интеллигентов и бичей в особенности.

— А я сегодня не пойду, что-то не можется, — произнес Пашкин и вышел.

— Не можется или не хочется? — крикнул ему в вдогонку Саленко и тут же то ли восхищенно, то ли неодобрительно проронил:- Вот у человека жизнь! Хочу — работаю, хочу — нет.