7. Историзмы используются: а) в прямой, номинативной, функции в текстах прошлого: «Ловцы же шеломов их аки пламя огнено пашется» (ловец —
'гребень или султан наверху шлема'. «Повесть о Мамаевом побоище», XVII в.; «Но коллежский асессор ничего. На дороге встретил он штаб-офицершу Подточину вместе с дочерью, раскланялся с ними» (Н. Гоголь «Нос»); б) в научных и учебных текстах по истории в качестве терминов: «Давая ссуду, феодалы не были благотворителями крестьян, и за выданную ссуду (“купу”) скотом, зерном или инвентарем господин превращал крестьянина в холопа (раба) или в “закупа” (феодально зависимого человека)» (Рыбаков Б.А. и др. История Отечества: учебник для 8 класса средней школы. М., 1994); в) в исторических художественных произведениях историзмы наряду с архаизмами выполняют стилизующую функцию – создают колорит эпохи. «Одна жена держала жито, другая мед, третья рыбу, четвертая скору… С разных погостов шли вести об отказах смердов платить дани и виры» (Сахаров А. «Владимир Мономах»); «Поперек улицы – намалеванные вывески: то дама в бостроге, то кавалер на коне» (А. Толстой «Петр I»).8. Историзмы пассивного словарного запаса понимаются, но не используются в активной речи (только при пересказе). Задача овладения пассивным словарным запасом языка есть задача сохранения связи культур поколений и воспитания грамотного читателя.
Такие историзмы фиксируются в толковых словарях современного русского языка с пометами ист., стар., устар.
или с определенным указанием на время в дефиниции: десница (стар.), – 'правая рука, а также вообще рука' (Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1986); гильдия — 1) 'в средние века в Западной Европе: объединение купцов и ремесленников, защищавших интересы или привилегии своих членов'; 2) 'в дореволюционной России: один из трех сословно-податных разрядов, на которые делилось купечество в зависимости от величины капитала' (Словарь русского языка. М., 1981).2) Есть историзмы, стоящие вне современного русского литературного языка. Они используются писателями для создания атмосферы эпохи в исторических романах и требуют специальной проработки материала. Так, А.Н. Толстой писал: «Работа над историческими романами (“Восемнадцатый год”, “Петр I”) усложняется огромным количеством языкового материала… Вывело меня на дорогу (стиль) изучение судебных актов XVII века. Эти розыскные акты записывались дьяками, которые старались записать в наиболее сжатой и красочной форме наиболее точно рассказ пытаемого. Не преследуя никаких “литературных” задач, премудрые дьяки творили высокую словесность» (Как я работаю // Собр. соч. Т. 10. М., 1961. С. 131; Чистота русского языка. Там же. С. 82). Такие историзмы могут быть отмечены в исторических словарях.
II. Историзмы и современный русский язык
Часть историзмов развивает вторичные переносные значения, с которыми они сохраняются в активном употреблении современного русского языка: изгой —
1) 'в древней Руси: человек, вышедший из своего прежнего социального состояния'; 2) 'человек, отвергнутый обществом'; позор — 1) 'зрелище'; 2) 'бесчестие, постыдное положение, вызывающее презрение'; дань — 1) 'в старину: подать с населения или налог, взимаемый победителем с побежденного народа'; 2) 'то должное, что нужно воздать кому-чему-н'.Для современного читателя историзмы теряют часть компонентов своего значения: десница —
'рука вообще'; аршин — 'устаревшая мера длины'; поручик, корнет — 'офицеры белой армии'; сотник, есаул, подъесаул — 'казаки'. В текстах они используются иногда как своеобразные знаки времени и среды. Так, в шлягерах Л. Бриллиантова и О. Газманова звучит «Поручик Голицын, подайте патроны! Корнет Оболенский, надеть ордена!», хотя вряд ли корнет (младший чин кавалерии) мог иметь ордена; «молодой есаул», также из их шлягера, вряд ли мог быть молодым, так как это высокий казачий чин, и т. п.