Лексикон (СИ)

Пикты снег не любили. Их жилища – жалкие лачуги, а то и настоящие норы, скрытые под многолетними напластованиями мусора, кое-как укрывали от непогоды, но почти не защищали от холода. «Хуже морозов здесь – только жара! – поделился Мусорная Голова. – Летом бывают дни, когда дышать совершенно невозможно, а ещё в жаркую погоду быстро расползается всякая зараза». Гостям повезло: в его жилище, крышей которому служила облезлая крышка рояля, а стенами – обломки мебели, бутылки, глина и прочий сор, помещалась крохотная печурка, сложенная из нескольких кирпичей. Дымила она нещадно – впрочем, учитывая, чем её топили, ничего удивительного в этом не было.

По общему молчаливому согласию, в самом тёплом углу уложили Потапа. Медведя лихорадило: он лежал, свернувшись калачиком, словно огромный щенок, и трясся мелкой дрожью. Были тому виной раны, подземные миазмы или долгий путь, сказать трудно; Ласка лишь надеялась, что нагноения не произойдёт: медикаментов у неё не было, перевязочных материалов – тоже, и взять их было неоткуда. Разве что попросить хозяина… Но чистоплотность пиктов вызывала у девушки сильные сомнения. «В крайнем случае, постираю бинты… Если только удастся найти поблизости чистую воду. Но ведь их ещё и высушить где-то надо! Да уж, проблема…» Мусорная Голова вскоре покинул своих гостей: места в лачуге оставалось так мало, что вчетвером там было просто не повернуться.

Уходили они в спешке, и экипироваться должным образом для бродячей жизни не удалось. По какому-то наитию девушка переоделась в тряпьё, которое она носила в бытность «мальчишкой-механиком». Решение это оказалось как нельзя более верным: подумать страшно, во что превратилось бы нарядное платье «графини Воронцовой» после путешествия по подземельям!

– Поговорим? – предложила Ласка, после того как пикт удалился.

Озорник убрал свисавшие на лицо волосы, улыбнулся.

– Вопрос в том, с чего начать… Объяснять мне придётся многое, как ни крути.

– Начни с твоего жуткого глаза. «Просто стекляшка», значит, да?! – девушка, сама того не желая, начала заводиться.

– Ну, а что ещё я мог сказать? – пожал плечами Озорник. – К тому же, не забывай: когда мы встретились, у меня не было ровным счетом никаких причин доверять тебе. Это тайна, знаешь ли… И довольно страшная тайна.

– Так что же это такое – там, в твоём глазу?

– Помнишь, что я рассказывал тебе о Лексиконе?

– Машина, способная… – Девушка криво улыбнулась. – Изменить мир, да?

– Не просто машина, всё несколько сложнее… В определённом смысле это – книга, скрижаль, вместилище информации… Словарь. Словарь, каждое слово которого представляет собой невероятно могущественное заклинание. Слова эти составлены из… Значений, что ли… Понимаешь, в ныне существующих языках просто нет терминов, способных адекватно описать то, о чём я говорю. Каждый такой знак – сам по себе энергетический сгусток чудовищной мощи, и одновременно – мировая константа, и при том ещё – овеществлённая математическая абстракция… Даже один-единственный символ способен внести коррективы в мироздание – правда, весьма ограниченные во времени и пространстве.

– Значит, в твоей глазнице…

– Да, ты всё поняла правильно. Там сокрыт ключ к Лексикону; частица, родственная заключенным в нём энергиям. Древние создатели этой вещи позаботились о том, чтобы воспользоваться ей мог не каждый. Взаимодействовать с книгой, читать её способен только избранник.

– Древние создатели? Помнится, раньше ты говорил чуть ли не о Господе…

– Вопрос терминологии... Полагаю, Лексикон – порождение цивилизаций минувшего, давно исчезнувших из нашего мира. Их силы и возможности были столь велики, что сравнение с божественной сутью – не слишком большой грех против истины.

Снаружи доносились крики чаек, в углу постукивала капель: идущее от печурки тепло нагрело фанерную крышу, и снег начал подтаивать, протекая внутрь жилища. Потап тяжело вздохнул. Девушка с беспокойством глянула на медведя: лихорадка вроде бы отступила, по крайней мере, он уже не дрожал так сильно, как несколько минут назад. Ласка осторожно перешагнула когтистую лапу и подкинула в печку топлива: пригоршню щепок и пук соломы. Пламя яростно затрещало, рой искр устремился вверх по трубе – их было видно сквозь многочисленные дырочки в прогоревшей жести.

– Как тебя зовут? Я имею в виду, по-настоящему? – спросила девушка.

– Хочешь сказать, как меня звали раньше? Лев… Лев Осокин. – Озорник задумчиво улыбнулся. – Эта история… Всё началось одиннадцать лет назад. Мне было столько же, сколько тебе сейчас; я был молод, полон сил и великих замыслов – как и подобает юнцу, чья мечта вот-вот исполнится. Скажи мне, что бы чувствовала ты, отправляясь в самое сердце Азии, в составе экспедиции, руководимой знаменитым на весь мир географом?

– Ну-у… – Ласка невольно улыбнулась. – Наверное, это было бы здорово…