Лексикон (СИ)

Он появился в монастыре спустя четыре месяца после моего пробуждения – лысый как колено, загорелый почти до черноты старик в таком же красновато-коричневом балахоне, что и у остальных монахов. Я к тому времени вовсю работал по хозяйству. У нас имелось стадо овец, на крохотных полях выращивали ячмень – словом, дел хватало… Старый монах заговорил; и это были первые слова, обращенные ко мне, впервые за долгое время. К сожалению, я не понял ничего из сказанного: язык этот был мне незнаком. Я попытался объясниться, припоминая все известные мне казахские и киргизские слова, но увы! Старик лишь качал головой. Наконец, я оставил бесплодные попытки и замолчал. Монах наклонился, поднял что-то с земли и протянул мне раскрытую ладонь. На ней лежал маленький камешек. «Таш» – сказал он. «Таш», повторил я – и он улыбнулся. Так началось моё обучение. Забавно, но я до сих пор не знаю в точности, что же это за язык; полагаю, одна из разновидностей тибетского... Усваивал я всё довольно быстро: у меня неплохие лингвистические способности, кроме того, занять разум было там было просто нечем. Старый монах любил долгие прогулки по горам: ему ничего не стоило отмахать вёрст двадцать по каменистым кручам – а потом столько же обратно. Я поначалу возвращался с таких прогулок, как это говорят, с языком на плече. Однажды у меня просто не хватило сил – я свалился от усталости на склоне горы и не мог подняться. Тогда старик начал учить меня правильно двигаться. Сперва это показалось вздором, но постепенно я понял скрытый смысл его уроков. Человек действительно тратит гораздо больше сил, чем требуется; лишь к старости он становится экономным – а экономить-то уже и незачем… Помнишь, ты спрашивала, где я научился драться? Именно там, в горах; а началось всё с умения управлять собственным телом. Потом были и другие уроки. Старый монах каждый раз открывал мне крупицу нового знания, совсем чуть-чуть – так что я порой и не осознавал, что научился сегодня чему-то новому.

Однажды мы проходили мимо одинокой сосны – она была едва сажень в высоту, но толщиной с бедро взрослого человека; так потрудились над ней ветра и климат. Старик поднял несколько опавших шишек и вдруг кинул одну прямо мне в лоб. Я не ожидал такого и даже не успел шевельнуться. Он рассмеялся и сказал, что я слишком медлительный. «Теперь ты знаешь, чего ждать. Лови!» Я приготовился… Движение старика было едва уловимо. Теперь шишка угодила мне в бровь, я же лишь попусту цапнул воздух. Бенба – его звали Бенба, нахмурился. «Ты ленишься. Сейчас я кину её тебе в глаз» – сказал он. Тут меня прошиб холодный пот: умом я понимал, что наставник вовсе не хочет ослепить меня, но… Тело вдруг напружинилось, я теперь ловил малейшее движение наставника – и перехватил шишку возле самого лица… Монах улыбнулся. «Ты мог выбить мне последний глаз!» – сердито сказал я. «А хочешь, у тебя снова будут два?» – спросил он.

Вопрос этот поверг меня в смятение. Надо сказать, к тому времени я уже смирился с потерей и с тем, что останусь на всю жизнь кривым. По крайней мере, я понимал: тот, кому в глаз угодила пуля, должен радоваться, что остался в живых… Поначалу я даже решил, что неверно понял его речи: всё-таки я ещё не знал всех тонкостей языка. «Повтори ещё раз, Бенба» – попросил я. «Ты можешь получить око духов». «Но я не смогу им видеть – сказал я, полагая, что он говорит о стеклянном протезе или что-то вроде того. – Лучше я буду носить повязку». «Ты будешь им видеть. Но ты увидишь другие вещи. И сам станешь другим. Совсем другим» – заявил монах. Я тогда не понимал, о чём он говорит, и был совершенно уверен, что это невозможно. В конце концов, вся европейская наука, все достижения медицины не в состоянии вернуть человеку даже отрезанный палец! Чего уж говорить о столь тонком и точном инструменте, как глаз… Но в этот миг во мне проснулся азарт учёного. Я согласился на предложение Бенба, даже не представляя, насколько это решение изменит мою судьбу! Старик поймал меня – поймал с той же лёгкостью, с какой ястреб хватает пичугу.