Лекции о Лейбнице. 1980, 1986/87

Ограничение Лейбниц назовет изначальной субстанцией, столь же изначальной, сколь и пассивной. Только вот проблема: как он определяет ограничение? […] Он непрестанно говорит нам: ограничение есть требование. Требование чего? Протяженности и антитипии, причем антитипия – это сопротивление, или инерция. По причинам, которые мы, может быть, увидим впоследствии, Лейбниц полагает, что сама протяженность неспособна объяснить ни инерцию, ни сопротивление. Мы и сами знаем, что это не одно и то же; я напомню вам очень кратко: протяженность есть некий ряд, это бесконечный ряд, чьи части организуются согласно отношениям «целое – части» и который не стремится ни к какому пределу. Тогда как сопротивление, или антитипия, есть предел, к которому нечто стремится, – в протяженности, вступающей в некий сходящийся ряд. Впрочем, неважно. Лейбниц говорит нам: ограничение есть требование: это либо требование протяженности и антитипии, либо требование протяженности и сопротивления. Он назовет это «массой», но, как отмечает один комментатор, в латыни есть два слова, обозначающие массу. Здесь имеется в виду та масса, которая по-латыни звучит как «moles», и он уточняет: бесформенная масса. Действительно, это масса без формы, – вы видите, почему она без формы? С протяженностью дела обстоят иначе, с сопротивлением дела обстоят также иначе: это – требование. Иными словами, это реквизит в чистом виде. Если вы говорите: вот здесь-то и вмешивается протяженность, то вы ошибаетесь: протяженность здесь, конечно, не вмешивается. Здесь вступает в игру требование протяженности. Причем ограничение есть требование протяженности и сопротивления. Подразумевается сопротивление движению либо сопротивление изменению.

Монада как субстанция, как духовная субстанция, имеет два реквизита: субстанциальную форму, или изначальную активную потенцию, и ограничение, или требование протяженности.

Если вы хотите извлечь отсюда нечто большее, то на это у вас, по-моему, нет права: пока что путь заблокирован, мы не можем сказать ничего больше сказанного, вы всегда можете анализировать это требование. Я говорю очень бегло: вся эта история – не просто так, вы должны слегка ощутить глубокую непротиворечивость. Вы помните, что у каждой монады есть своя точка зрения. И уже эта точка зрения позволяет определить нечто, о чем мы не говорили вообще, то, что Лейбниц называет по-латыни «пространством», то есть (мы должны говорить только по-латыни, чтобы вконец не запутаться) spatium. Spatium, строго говоря, не является никакой физической реальностью и не касается тел. Spatium – это логический порядок, это порядок сосуществующих точек зрения, или, если угодно, это порядок сосуществующих мест, причем места являются точками зрения. А что такое «требование протяженности и сопротивления»? Это диффузия мест. Это последствие spatium’а. Это не всегда вопрос протяженности. Это – требование протяженности, требование антитипии.

Ограничение, требование протяженности – что это, в конечном счете, такое? Ограниченность каждой монады – [следствие] того факта, что существует множество монад, бесконечное множество монад. Я готов сказать: моя ограниченность есть тень, которую другие монады отбрасывают на мою. Все начинается с тени. Заметьте, что мое положение не блестяще! Тень других монад падает на мою – не способ ли это нечто объединить? Я повторяю вопрос: в чем моя ограниченность? Я повторяю этот вопрос, чтобы всякий раз давать иной ответ: моя ограниченность есть констатация того факта, что я выражаю ясно лишь чрезвычайно малую часть мироздания, которая остается погребенной в моих темных глубинах. Моя ограниченность – это темная глубина моей души.

Ладно. Что такое темная глубина моей души? Я могу повторить: это факт, что я могу выразить ясно лишь некую малую часть. Почему же я могу ясно выразить лишь некую малую часть? Мы это видели. Но окончательный ответ таков: потому что существуют и иные монады. Иными словами, что образует темную глубину моей души? Тень, которую отбрасывают на меня другие монады. Именно ваша тень делает мою глубину темной.

[Конец пленки.]

Мы барахтаемся в этих темных глубинах, мы хлюпаем в них водой. А что такое эта темная глубина, этот темный фон вашей тени, отбрасываемой на меня? Единственное, что вы мне дали. Заметьте, как это превосходно: дать немного тени другим, чего уж лучше?

Мне нужна эта темная глубина, она безусловно необходима. Мне все это нужно, мне необходима эта тень надо мной, вы понимаете?