Лекции о Спинозе. 1978 – 1981

Если вы возьмете то, что называется естественной историей, то ее корни ведут к Аристотелю. Он определяет животное через то, чем это животное является. Что такое позвоночное? Что такое рыба? И естественная история Аристотеля наполнена такими поисками сущности. В том, что мы называем классификациями животных, прежде всего, мы определим животное – и всякий раз, когда это возможно, через его сущность, то есть через то, что оно есть.

А теперь вообразите типов, которые приходят, и действуют совершенно иначе: их интересует то, что вещь или животное может. Они составляют своего рода регистр возможностей животного. Вот этот может летать, вот этот ест траву, вот еще один ест мясо. Питательный режим: вы чувствуете, что речь идет о модусах существования. Неодушевленная вещь тоже – что она может? Алмаз – что он может? То есть на какие испытания он способен? Что он выносит? Что он делает? Верблюд долго может не пить? Это страсть верблюда. Мы определяем вещи через то, что они могут; это открывает эксперименты. Это прямо-таки разведка вещей, это не имеет ничего общего с сущностью. Необходимо смотреть на людей как на малые пакеты возможностей. Я составляю нечто вроде описания того, что могут люди. С точки зрения этики все экзистенты, все бытийствующие соотнесены с количественной лестницей, и это лестница потенции[28]. У них больше или меньше потенции. Это дифференцируемое количество и есть потенция. Этический дискурс непрестанно будет говорить нам не о сущностях – в сущности он не верит, – он говорит нам только о потенции, то есть о действиях и претерпеваниях, на которые нечто способно. Не о том, что оно такое, но о том, что оно способно вынести и сделать. И если не существует общей сущности, то дело в том, что на этом уровне потенции все сингулярно. В таком случае мы не знаем заранее, что сущность скажет нам о том, что станет совокупностью вещей. Этика ничего не говорит нам, ничего не может знать. Некая рыба не может того, что может соседняя. Стало быть, будет существовать бесконечная дифференциация качества потенции в зависимости от экзистентов. Вещи наделяются количественным различием, потому что они соотнесены между собой на шкале потенции.

Когда – спустя много лет после Спинозы – Ницше выдвинет концепт воли к власти[29], я не знаю, имел ли он в виду лишь это, однако он подразумевает прежде всего это. И мы не можем ничего понять у Ницше, если полагаем, что это – действия, посредством которых каждый из нас стремится к власти. Власть[30]– это не то, чего я, по определению, хочу; это то, что я имею. Я имею ту или иную потенцию [власть], и как раз это и располагает меня на количественной шкале существ. Превратить власть в объект воли – это абсурд; все происходит как раз наоборот. Именно сообразно власти (потенции) я хочу вон того или вот этого. «Воля к власти» означает, что вы определяете вещи, людей, животных сообразно эффективной власти (потенции), которая у них есть. Опять-таки вопрос: что может некое тело? Это весьма отличается от вопроса морального: что ты должен в силу своей сущности, то есть что ты – вот ты – можешь благодаря своей потенции?

Вот, стало быть, как потенция составляет количественную шкалу существ. Именно количество потенции отличает одного экзистента от другого. Спиноза довольно часто говорит, что сущность – это потенция. Поймите философский переворот, который он собирался совершить – и совершил.

Лекция 6 С точки зрения природы существуют лишь отношения, которые сочетаются. 13/01/1981

_…Мы оказываемся перед двумя возражениями Блейенберга[31].

Первое касается точки зрения на природу вообще. Оно сводится к тому, чтобы заявить Спинозе, что забавно объяснять, будто всякий раз, когда одно тело сталкивается с другим, получаются отношения, которые то сочетаются, то расходятся – то к выгоде одного из двух тел, то к выгоде другого. Но природа ведь вообще не останавливается; все время происходят складывания и расторжения отношений – все время, потому что в конечном счете декомпозиция есть нечто вроде изнанки композиции. Однако нет ни малейшего основания ставить в привилегированное положение композицию над распадом, так как оба «сожительствуют». Пример: я ем. Я образую отношения с пищей, которую поглощаю. Но это происходит при распаде самих отношений пищи. Другой пример: я отравлен. Мышьяк, конечно же, способствует распаду моих отношений, однако он образует собственные отношения с новыми отношениями, в которые вступают части моего тела под действием мышьяка. Итак, всегда существуют сразу и композиция, и распад. Стало быть, природа, – говорит Блейенберг – как вы ее понимаете, есть не что иное, как абсолютный хаос. Встретив возражение, Спиноза колеблется.