Лекции об искусстве

постоянную для каждой отдельной древесной породы, и внутри этой линии заключаются все неправильности, все подразделения, все отдельные сегменты дерева, причем каждая ветвь достигает границы своею оконечностью, но не переходит за нее. Если дерево выросло правильно, то каждая ветка, отделяясь от ствола, берет на свою долю столько растительного материала, сколько необходимо для того, чтобы дать от себя разветвления и все-таки достигнуть пограничной кривой, или, если она по ошибке отделилась от ствола, запасшись слишком незначительным количеством древесины, то она будет расти без разветвлений до того места, где она смело без всякого риска может дать ветвь; если, наоборот, при отхождении от ствола она взяла слишком большой запас материала, то она будет постоянно разветвляться, говоря точнее — каждая ветка, стремясь вырасти в длину наравне с соседними, берет от ствола такой запас, которого хватило бы для достижения этой цели, более или менее в зависимости от того, как она ветвится — быстро или медленно. На неправильно растущих деревьях ветви могут не достигнуть кривой или же на ней будет столько выступов и впадин, что симметрия ее нарушается: на молодых деревьях преждевременный рост верхних ветвей часто нарушает гармонию кривой, но на взрослых, зрелых деревьях каждая ветка строго исполняет свою обязанность, и кривая линия ясно обрисовывается без всяких перерывов и отклонений, так что дерево принимает форму купола, как это заметно у дуба или же у высоких деревьев формы груши с обращенным вверх утолщенным концом. Старинные художники не обращали внимания на этот важный закон. Они направляли ветви во все стороны, как попало; каждый из них поступал по своему произволу; ни в одном из их произведений невозможно найти хотя бы единственный пример, где оконечности ветвей образовали бы симметрическую кривую[96].

Для тех, кто сколько-нибудь знаком с произведениями Тернера, нет надобности говорить, как строго и неизменно он придерживается этого правила природы; в своих лучших композициях он изображает идеальную форму, так что каждая ветка, прекрасная и разнообразная сама по себе, неизменно оканчивается на пограничной линии и выполняет эту кривую без всяких выступов и выемок; в его менее удачных произведениях видим менее совершенные формы, но все-же замечаем неизменное стремление к истине; таким образом, несмотря на изобилие и сложность рисунка, он придает своим деревьям более простоты и величия, чем всякий другой живописец, даже из числа современных. Выше было сказано, что Гардинг лучше всех европейских художников, после Тернера, умеет изображать листву; однако же, я должен заметить, что мое знакомство с современным пейзажем германских живописцев очень ограничено, и что относительно Франции и Италии я сужу более по общему направлению и характеру произведений,

§ 27. Изображение листвы у художников континента

который проявляется на ежегодной выставке в Лувре и в некоторых современных картинных галереях Милана, Венеции и Флоренции, нежели на основании близкого знакомства с произведениями их великих художников. Впрочем, я думаю, что едва ли я ошибаюсь. Я не встречал ничего такого, что побудило бы меня ближе ознакомиться с этим предметом; в некоторых картинах нет ни жизни, ни движения, ни знания дела; нет ничего, кроме самого вульгарного и невежественного копирования избитых подробностей в соединении с стилем, напоминающим тот, который встречается в литографиях на заглавных листах музыкальных пьес, приноровленных для пасторальных баллад. Впрочем, французские гравюры составляют приятное исключение; в узких коридорах Лувра попадается несколько этюдов, исполненных черным и белым цветом; эти этюды очень высокого достоинства; они обнаруживают большое искусство и тонкость исполнения, а также упорное прилежание (действительно, я думаю, что если французские художники делают ошибки, то это происходить не потому, чтобы они избегали труда); но мало этого: многие из них обнаруживают тонкое понимание характера пейзажа и большую способность передавать впечатления мрачности, дикости, звука и движения. Многие из их выдающихся произведений обнаруживают эту способность в высокой степени; мы видим талант, одушевление и художественное чувство правды в некоторых из гравюр на дереве, сделанных для обширного издания Paul et Virginia, и определенное выражение различных чувств, какого мы напрасно стали бы искать в наших собственных орнаментных произведениях[97]. Но французы, по-видимому, недостаточно изучают дело, чтобы достигнуть лучших результатов; их полнейшее незнание свойств краски, а также ложное, натянутое и фальшивое чувство национального достоинства, мешают им создать что-либо великое.