Эта верность совсем не зависит от особенных способов мышления или свойств характера; она есть результат остроты чувств, соединенной с высшими силами — памяти и ассоциации представлений. Эти качества, как таковые, одинаковы у всех людей; характер чувства может направлять их выбор к тому или другому предмету, но верность, с которой они обсуждают тот или другой предмет, зависит исключительно от тех сил чувства и ума, которые одинаковы и сравнимы у всех; о них мы всегда можем сказать, что они больше у одного человека, меньше у другого, без отношения к характеру индивидуума. Те чувствования, которые побуждают Кокса к рисованию диких прибрежий и холодного тающего неба, и те, которые побуждали Баррета к изображению яркой листвы и меланхолических сумерек, — верны и прекрасны, каждое по-своему, достойны высокой похвалы и благодарности, между тем сравнивать их друг с другом нет необходимости, более того — нет возможности. Но степень верности, с которой выполнены листья одного и освещение другого, зависит от способностей зрения, чувства и памяти, присущих им обоим и вполне сравнимых между собой, и мы можем безбоязненно, не рискуя быть несправедливыми, сказать, что один из них, смотря по обстоятельствам, правдивее другого в избранной им области.
Следовательно, необходимо помнить, что упомянутые сейчас способности чувства и памяти не раздельны в своем действии: они не могут обусловить верности в передаче одного класса предметов и не обусловить ее в передаче предметов другого класса. Они действуют одинаково и с одинаковыми результатами, каков бы ни был подлежащий им материал. То же самое тонкое чувство, которое воспринимает грацию древесных жил, будет безошибочно и по отношению к характерным особенностям облака;
§ 4. Особенно потому, что они одинаково проявляются при изображении всякого сюжета
живая память, которая схватывает и удерживает подробности подвижной игры света и теней, будет столь же деятельна и при фиксировали впечатления мгновенных форм — движущейся фигуры или разбивающейся волны. Правда, в природе этих чувств существуют одно или два крупных различия, и чувствительность к цвету, например, весьма различна от чувствительности к форме; так что один человек может обладать первой, не обладая второй, и художник может иметь успех в подражании тому, что находится перед ним, — воздуху, солнечному свету, etc., совсем не обладая чувствительностью. Но там, где для нас при обработке какого-либо сюжета достаточно очевидна действительная умственная сила, чувство, которое улавливает существенные качества вещи и суждение, которое располагает эти качества так, чтобы осветить каждое из них, там мы можем быть совершенно уверены, что одно и то же чувство и суждение будет действовать, каков бы ни был объект их действия, и что художник будет одинаково велик и искусен во всем, за что бы он ни принимался. Поэтому мы можем быть вполне уверены, что раз художник в одной отрасли искусства кажется правдивым, а в другой нет, то кажущаяся правдивость есть или своего рода уловка подражания, или эта правдивость вовсе не так велика, как мы предполагаем.
§ 5. Никто не может изображать хорошо что-либо, если помимо этого он не может изображать ничего иного
В девяти случаях из десяти те, которые прославились изображением чего-либо одного и