А вы знаете, что такое карусель? И почему французы ее так любят? Карусель придумал Ришелье, потому что это идея централизации. Стержень, в центре солнце, а все остальные вокруг него крутятся. Так вот, две страны и в подкладке у обеих пепел памяти. Наполеоновские оборванцы стали графьями и князьями, дворцов нахапали, интерьеров. И им все было мало. Посмотрите на того же Марата. Это же катастрофа! Две стороны 17 века артикулировали новую идею культуры, которую французы назвали «классицизм». И Ришелье ввел понятие «должествование». Умри, но ты должен! Все шло в эту топку. А мы все равно любим Дюма и его мушкетеров. Но, если бы не эти оборванцы с собачьими кличками, история Франции пошла бы по другому сценарию. Дюма многое взял из жизни. А в реальности? У этих кровь бурлит, силы девать некуда, в отличие от регулярной армии. Конечно, они подвески привезли этот развратной тетке — им все было пофигу. А представляете, что было бы, если бы они их не доставили? Что бы сделал Ришелье с этой теткой? Он бы ее заменил на другую. Тогда бы не было Людовика XIV. На этом примере ясно видно, как от микроскопических частиц зависит большая история. В данном случае, благодаря этим оборванцам, Франция осталась Францией.
Один мой друг, которого я очень люблю и называю «мой друг» — 6-ой герцог Ларош Фуко, который оставил после себя прекрасные мемуары и переписку, много писал о тех днях во Франции. Он все прекрасно описал в своих мемуарах, которые я всем рекомендую. Они считаются замечательными, так же, как и наставления собственному сыну. Он был такой интересный, что я с ним беседую, и он мне более внятен, чем мои соседи по лестничной клетке.
Но вернемся к нашей теме. Два различных государства создают в 17 веке очень серьезный новый прецедент сознания, новое мышление и новое отношение к искусству. Красивые, безупречные, здорово сделанные вещи. Хочешь это? Плати 3 гульдена, хочешь то — плати 100. Композиция обязательно подчинена рекламе. Никогда ни один предмет не закроет другой, потому что каждый предмет продается.
Но случилось так, что на свет появился такой парень, который не слушался. Все так делали, а он иначе, как будто из другой эпохи. Ну, как Спиноза. Когда Спинозе говорили: иди, почитай лекции. Мы тебе такое право даем. Такая честь, — тот ни в какую. А я не буду. А что ты будешь делать? Линзы, микроскопы. Знал бы он, сколько после его смерти эти линзы будут стоить. Там знаменитый был процесс, кому они принадлежат.
Так что попадались отдельные антисистемщики. Но Рембрандта никто не смог переплюнуть. Я очень люблю один его автопортрет и называю его «человек на все времена». Он стоит в такой рабочей робе, заложив руки за широки пояс, в лопухе вместо шляпы и пристально смотрит на нас. А мы медленно идем мимо, и он нас изучает. На все времена. Контакт со временем и в этом его секрет.
По общей версии он принадлежал к компании голландских караваджистов, у которых было принято помещать источник света внутрь картины. У Тербрюггена есть картина «Иосиф Плотник», где стоит пожилой человек, у него такие морщины, борода, строганка, доски. А рядом мальчик держит на палочке свечку. Такое прелестное дитя Иисус.
Иосиф Плотник
А дальше происходит непонятное. У караваджистов была такая особенность. Школе Хонтхорста и Тербрюггена позволялось изображать библейские сюжеты. Почему? А потому, что протестант — не протестант, а Библию читает и там должно быть изображение библейского сюжета. Но для них библейский сюжет всегда носил жанрово-бытовой характер. Для них главное рубанок, а не то, что сын помогает отцу.
Итак, Рембрандт — сын мельника, приезжает в Амстердам и поступает в школу Ластмана. Это были классы, в которых великолепно готовили людей для цеховой работы. Вместе с ним в этой школе учится изящный, бездарный, лишенный всякой энергетики юноша, которого звали Клаус фон Эленбок — наследник самого большого состояния в Голландии. Его семье принадлежали банки — они были банкирами. Кроме того, у них было около 70 процентов акций от всей колониальной торговли. Его отец был бургомистром и у него было двое детей. У Клауса была сестра — любимица семьи, избалованная в достаточной степени. И этот самый парень имел глупость пригласить в гости Рембрандта. С этого момента началось разрушение этой семьи. Привел, так сказать, на свою голову. Через какое-то время девочка говорит: «Хочу за него замуж!» У папаши инфаркт, а та все свое: «Замуж! Люблю!» Папаша говорит: «Не положено тебе любить, ты наследница, как и твой брат». А девочка была жуткой истеричкой. И им каким-то образом пришлось согласиться. Я не очень вникала каким образом она их вынудила на этот брак, но они дали свое согласие. Эта история загадочна и до сих пор никому не понятен этот брак первой наследницы Голландии с сыном мельника. Разумеется, она дала ему мастерскую, чтобы он писал и даже поначалу никто не обращал на него внимание, потому что он очень хотел вписаться в цех и вел себя прилично.