Читаем Лекции по истории Японии полностью

Все вышеуказанные причины, в особенности появление "табэ" – земледельческих родов, трансформация родовой общины, и внутренняя дифференциация в ней привели к образованию собственности на землю, на рабов, на имущество вообще. На этой же почве образовались классы: в эти столетия японской истории уже явно существует родовая аристократия, свободное в своей массе, но частично уже эксплуатируемое налогами и повинностями земледельческое население и рабы – как земледельческие и частично ремесленные, так и в виде домашних слуг. Родовая аристократия – недавние родовые старейшины усиленно создавали себе земельные владения (мита, тадокоро); они сформировали кадры подневольных землепашцев (табэ), группы несвободных ремесленников (разные бэ), в последнем случае – почти всегда из иноземцев по происхождению. Используя свое прежнее положение родовых старейшин и основанное на долгих и прочных традициях родового строя влияние, они стремились эксплуатировать там, где могли, и своих прежних родичей, вводя налоги и отработку. Как было только что указано, по отношению к новой соседской общине их прежнее положение старейшин теперь сменилось другим: они превращались в "правителей" данного района. Владея группами какибэ, они становились их "хозяевами". В вязи с этим прежнее их обозначение, указывающее на их положение как родовых старейшин – такие слова, как кими, хико, вакэ, такэру, тобэ, мурадзи, оми, оса, сугури, киси и др. получают смысл сословных обозначений (кабанэ), а в дальнейшем начинает устанавливаться и какой-то порядок их. Нихонги, согласно общему характеру своего повествования, отмечает это в форме сообщения, что при Инкё в 415 году эти "кабанэ" были приведены в систему, т.е. были установлены точно их наименования и утвержден их порядок: кими, оми, мурадзи, мияцуко, атаэ, обито и др.

<p>Н.И. КОНРАД: ЛЕКЦИИ ПО ИСТОРИИ ЯПОНИИ (26)</p>

Установление классового общества сопровождалось классовой борьбой и порождало ее. Основные противоречия в эту эпоху развивались во взаимоотношениях, с одной стороны, рабов и их хозяев – родовой знати, с другой – свободных родичей, начинающих чувствовать давление своих бывших старейшин, и этой же родовой аристократии. В целом, движение основной массы японского народа имело своей целью: получить возможность беспрепятственно вести свое земельное хозяйство в формах более удобных и не сковывающих инициативу отдельных хозяйствующих семей; прочно закрепить за собой определенные участки земли и орудия производства; обезопасить себя от угрозы обращения либо в подневольных землепашцев – "табэ", либо в облагаемых по произволу местных властителей налогами и повинностями крестьян.

В Кодзики и Нихонги, излагающих весь древний исторический процесс как "деяния богов" или "деяния царей", трудно найти прямое указание на это широкое движение населения. Возможно, что очень внимательный анализ междоусобных распрей различных родовых старейшин, о чем так много говорят хроники, вскрыл бы, что за этой внешней оболочкой во многих случаях таится движение земледельческих масс населения. Но и независимо от этого, об отдельных проявлениях этого движения говорить можно.

Для этого, чтобы понять в этом смысле повествование Кодзики и Нихонги, необходимо учесть, что в этом земледельческом населении были разные слои: некоторые семьи – многочисленные по своему составу, сильные в хозяйственном отношении, могли не без успеха сопротивляться попытками родовой знати наложить руку на их хозяйство и даже на них самих. Я считаю возможным предполагать, что случаи таких сопротивлений, а то и прямых оттеснений старой родовой знати не только были, но временами принимали даже широкий характер.

В какой форме об этом говорится в Кодзики и Нихонги? В этих хрониках неоднократно упоминается о случаях "обманного присвоения" себе тех или иных фамильных названий. Уже тот факт, что присвоение себе кем-нибудь того или иного фамильного названия не был безразличным для правителей того времени, свидетельствует о большом значении этого названия. Если же в тех или иных случаях это присвоение определялось как "обманное", это значит, что такое фамильное название присваивал себе тот, кто не имел на него, – с токи зрения правителей того времени, – права. Напомню, что фамильные названия в те времена были соединены с "кабанэ", т.е. с тем или иным положением в среде родовой знати. Если же это так, то случаи попыток "обманного" присвоения себе фамильных названий являются ни чем иным, как выступлением тех или иных семей из числа рядового земледельческого населения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное