Лекции по истории религий

Древний человек жил примитивной жизнью. И в то же время у него были очень глубокие образы, хотя и на очень простом уровне. Один из наших классических образов — образ еды. Все мы знаем, что если не будем питаться, то умрем. Более того, знаем, что пища соединяет нас с тем, что мы едим. Когда неандерталец хоронил своих умерших в могиле, он знал, что пища делает человека перстью, прахом, поэтому он возвращается в землю. Естественно, у него возникла мысль: где взять такую еду, которая соединяет не с землей, а с небом, не со смертью, а с жизнью? Невооруженным взглядом ее обнаружить на земле невозможно. Даже черная икра по сто пятнадцать тысяч рублей за девяносто граммов и та соединяет нас с землей. Тогда возникла вот какая мысль: надо нечто земное символически уподобить, объявить образом небесного, тогда мы, вкушая эту внешне земную, но на самом деле небесную пищу, будем соединяться с небом. Человек палеолита, охотник, не знавший земледелия и скотоводства, в качестве образа небесного скорее должен выбрать самого мощного, самого сильного зверя, ибо Бог мощен. Для неандертальца пещерный медведь, гигантское животное длиной более четырех метров и высотой в холке метр восемьдесят сантиметров, а для кроманьонца — мамонт становятся образом Бога. Их ловят, после каких‑то священнодействий убивают, вкушают их мясо, чтобы соединиться с объектом жертвы, а кости или сохраняют, или кладут в могилы, дабы утвердить таким символом небесное пребывание умершего. Это образ соединения, именно в нем идея жертвы, а вовсе не в том, что древний человек хотел накормить Бога. Древние люди конечно же не считали Бога этаким голодным мужичком, которому надо кинуть кусок, чтобы задобрить. Это мы, оглупляя древнего человека, так думаем. Об этом прекрасно сказано в сорок девятом псалме Давида: «Мои все звери в лесу, и скот на тысяче гор, знаю всех птиц на горах, и животные на полях предо Мною. Если бы Я взалкал, то не сказал бы тебе, ибо Моя вселенная и все, что наполняет ее. Ем ли Я мясо волов и пью ли кровь козлов?»

Итак, мы видим, что древний человек из глубины веков нес глубокую и сильную веру. А с ней и идею собственной ущербности. Чем ближе к нашему времени, тем сильнее сознание ущербности, греховности овладевает душой человека. Уже неандерталец начинает совершать абсурдные, с точки зрения материалиста, поступки — как, например, охота на мамонта. Для маленькой общины она была не только трудна, но и в высшей степени бесполезна и опасна — мясо просто не успели бы съесть, и на запах в огромном количестве собрались бы из тайги хищники. Но еще более отчетливо усиливается новое чувство греховности, человеческого несоответствия Божественному замыслу о нем в следующую эпоху.

В период, предшествующий созданию государства, в эпоху неолита, нового каменного века, человек переходит от собирательства пищи к ее производству, возникает земледелие и скотоводство. Отдельная огромная тема — причина этого перехода; скотоводство и земледелие возникли не из экономической, а, скорее всего, из религиозной необходимости. Осев на земле, создав деревню, неолитический человек начинает необычным образом погребать умерших: не сразу после смерти, а когда разложатся мягкие ткани, он захоранивает кости в полу своего жилища. Такие захоронения, никогда ранее не встречавшиеся, характерны для всех поселений раннего неолита. Кости умерших погребены на священном участке, расположенном между очагом и противоположной от входа стеной. Иногда черепа умерших предков просто стоят на полочках в этой священной части жилища, иногда они моделируются гипсом, воспроизводя черты лица умершего, как в древнем Иерихоне. Этот обычай отражает возникшее в ту пору необыкновенно сильное чувство единства рода: ведь мы произошли от наших отцов и дедов, их кровь течет в нас, и они помогают нам, они рядом. Мы должны заботиться о них, приносить им жертвы, а они охраняют нас, защищают, как бы участвуют в домашнем совете, потому их черепа хранятся тут же, в жилище. Человек еще не умел разводить растения и выращивать животных, а уже стал обитателем оседлых поселений — его понудила к этому новая идея. В самом деле, не возить же кости умерших с собой, их надо предать земле; а если они вложены в земную утробу, их нельзя оставить. Значит, надо жить с ними. В этом и кроется причина оседлой жизни.