Лекции по истории религий

Христианская проповедь среди народов Южной Азии бесконечно затруднена. И не потому, что они, не желая ее принять, убивают миссионеров, — ничего подобного, индуисты и буддисты в целом очень добродушные люди и, как древние афиняне, с удовольствием говорят о божественном. Но их никак не убедишь, что Христос им нужен. Вы им говорите: «Христос пришел спасти, Он Спаситель плоти, как учит апостол Павел». — «А зачем же — отвечают индийцы, — нам спасать плоть? От нее надо побыстрее избавиться, отбросить ее. Если мы будем спасать плоть, то соединимся с ней, а нам не нужно соединяться с ней и с этим миром. Вы учите о грехопадении — в чем оно? Человек вообще существует в иллюзии, и надо отбросить иллюзию и соединиться с реальностью». — «Вы согласны, что реален один Бог?» — спрашивает индуист христианина. Христианин говорит: «Да, абсолютной реальностью является конечно же только Творец, потому что творение вызвано Им, и эта реальность как бы вторичного порядка». — «Ну, так зачем же нам останавливаться на реальности вторичного порядка? Мы сразу пойдем к реальности первого порядка, пойдем непосредственно к Богу, к Творцу, к Брахману. Зачем нам все остальное?» — заявляет индуист, и диалог прекращается. Почему‑то так произошло в мире — и это тайна, которую на самом деле нелегко раскрыть, — огромный континент, где живет более миллиарда людей, вовсе не страдающих от недостатка благочестия, мыслит высшие цели бытия совсем не так, как христиане.

Еще одна часть континента со своеобразной рели-, гией — Дальний Восток. Там, насколько мы можем реконструировать, издревле существовало представление о телесном воскресении умерших, — в общем, когда‑то, видимо в третьем тысячелетии, представления были не так уж отличны от наших. Но затем все изменилось. Великий кризис, который прошел по миру во втором и в начале первого тысячелетия, на Дальнем Востоке отлился в учения, связанные с именами нескольких древних китайских мудрецов. Наиболее известные из них — Конфуций (латинизированная форма от Кунь–цзы — учитель Кунь) и Лао–цзы.

Если для религий западного мира — Египта, Месопотамии — характерна и никогда не подвергалась сомнению уникальность человеческой личности и то, что человек должен спастись, преодолеть смерть, если в религии Южной Азии появилось представление о том, что человек должен в конечном счете освободиться от самого себя и от мира, то для Восточной Азии доминирующей оказывается идея мира как отпечатка абсолютного Божественного бытия. Весь мир, по этим представлениям, есть отпечаток Неба или, точнее, того, что выше Неба. В китайской традиции оно именует — ся Путь, или Дао. Но это не тот путь, о котором сказал Спаситель: «Аз есмь истина, путь и жизнь», то есть если ты идешь через Меня, то спасешься. Это иной путь, путь всех вещей, то, что определяет само бытие, порядок бытия, строй и суть твари — в этом смысле употребляется слово «дао».

Для китайца, который до сих пор любит использовать печать вместо подписи на деловых бумагах, образ печати и отпечатка явственно соединяется с образом Творца и творения. Творение — это отпечаток Дао, отпечаток Творца. Но, естественно, мы имеем дело с символическим образом, потому что Дао бестелесно, безвидно и отпечататься в виде гор, морей, озер не может. Дао — это определенный порядок, строй мира. Человек в этом порядке занимает свое, отнюдь не главное, место, он всего лишь один из элементов мира. Как сказал китайский мыслитель Чжуан–цзы, последователь Лао–цзы: «Человек не больше кончика волоска на лошадиной шкуре».

Китаец вовсе не поет гимн человеку, как мы привыкли видеть в любой западной традиции — «Песни о Гильгамеше», египетских гимнах, уже не говоря о книгах Ветхого Завета. Здесь же отношение к человеку лишь как к частичке. Но вот что важно: частичка эта, в отличие от мириад иных вещей, имеет автономную волю. Вот это китайцы знают не хуже всех остальных: весь мир, как отпечатан, так и остался, а человек свободен, он — особая «своевольная» частица. А коли это свободная волевая частица, то она может находиться в отпечатке мира, а может и выходить из него и ломать весь узор, и чем дальше она выходит, тем больше ломает.

Выход из узора приводит к гибели самого человека, потому что божественный строй — это жизнь, вечность, Дао, а выход из божественного строя — гибель, смерть. Человеку хочется остаться в строе мира — как это сделать? Два главных учения предлагают два разных пути. Два метода не враждебны друг другу, они разноуровневые. Один — для тех, кто ищет совершенства в аскезе, другой — для тех, кто не хочет, не может порвать с этим миром, а китайцы очень социальные, политические существа по своей природе, в отличие от индийцев.