Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

В этом процессе вотчинного распада характерно вырождение княжого владения до уровня привилегированного землевладения, если только те или другие княжества (как Переяславль, Углич, Юрьев-Польский) не перейдут рано в руки более сильные, великокняжеские. Так, и Стародубье, и Белозерье быстро рассыпались на вотчинные атомы, приближая свое княжое владение к типу землевладения так называемых княжат позднейшего времени. Обычно-правовая основа этого вотчинного дробления столь же стара, как сама история князей Рюрикова рода: это крайнее развитие тех начал семейно-вотчинного княжого владения, с которыми встречаемся на первых же страницах русской истории, освобожденных от ограничения политической потребностью объединения сил, создавшей на время реальное значение «одиначества» и «старейшинства». Чистый, если можно так выразиться, тип вотчинного княжения, не входящего в большие политические комплексы или, по меньшей мере, слабо и внешне с ними связанного, можно искать, прежде всего, среди этих княжений в те недолгие промежутки, когда распались уже [более крупные] княжения, коих они часть составляли, но не совершилось еще их подчинение растущей Москве. Для большинства [из н]их такого промежутка вовсе нет, для многих – нет источников со сведениями об их судьбе и состоянии. А вотчинные княжения под московской властью – уже осложненное новыми условиями явление, черта скорее социального, чем политического быта Северо-Восточной Руси. Это положение вопроса крайне затрудняет точную оценку того утвердившегося в нашей историографии мнения, что для «вотчинных княжений» характерно так называемое «смешение государственного права с частным, гражданским» и что на них распространяются основные формы частно-правового распоряжения имуществом: продажа, передача по завещанию, отдача в приданое. Роль некоторых актов такого типа в технике московских «примыслов» может, скорее, представиться новообразованием, искусственно созданным московской силой, а древнейшие примеры, как передача Переяславля Москве или Ярославля Федору Ростиславичу (вместе с рукой ярославской княжны), имеют форму «дачи» города князю великим князем на съезде князей, притом в Переяславле не без участия жителей; т. е. формы [эти] старые, известные и из киевского периода.

Все это лишает меня возможности настаивать на «частно-правовом» характере княжого владения XIII–XIV вв. как сколько-нибудь сложившегося явления истории русского права, если только не видеть «частноправности» во всяком династическо-владельческом праве и тем более в самом принципе раздела отчины между князьями-наследниками. В этом смысле, конечно, все династическое право княжого дома в древней Руси построено на аналогии с семейно-наследственным правом населения. Но центр вопроса не тут: к землевладельческому (частно-правовому) все больше приближалось княжое право не столько в междукняжеских отношениях, сколько во внутреннем укладе отношений князя-вотчича к территории и населению его вотчинного княжения, о чем речь еще будет впереди.

Любопытнейший для историка продукт вотчинного распада Северо-Восточной Руси – великие княжения Суздальско-Нижегородское, Тверское и Московское, рядом с которыми стоит великое княжение Рязанское. Тут перед нами новообразования, историко-политические образования особого типа. В то время как другие отчины быстро мельчали, рассыпаясь чем дальше, тем больше на мелкие владельческие единицы, быстро терявшие значение сил политических, великие княжения Северо-Восточной Руси пошли по пути попыток сохранения цельности относительно крупных владельческих комплексов, с сохранением за ними известного единства и политической силы. Этот тип местного, или областного, великого княжения требует внимания не только потому, что стал колыбелью Московского государства, но и потому, что его организация и есть подлинная представительница удельного порядка в собственном смысле термина.