Лелёка и голубая пуля

Днём уже звонили из городской типографии и предложили срочно напечатать приглашения на свадьбу и даже доставить их городской курьерской службой. Поэтому во время ужина Лелёка сообщила о предстоящем в субботу мероприятии и сказала, что это лишь неофициальное объявление о событии. Приглашения будут всем разосланы. А сегодня она всех пригласила, чтобы познакомить со своим будущим мужем, чтобы он не чувствовал себя дискомфортно на свадьбе, где вокруг были бы незнакомые люди.

Сигрус, что было неудивительно, понравился друзьям Лелёки, а они понравились ему. Она немного боялась, что его семейная черта – любовь к некоторой театральности оттолкнёт её друзей. Но на удивление, она очень органично вписывалась в его облик. Он не переигрывал, как это бывало во дворце. Лишь во время рассказал случая из своей службы использовал этот приём, когда тот был более чем уместен. В простой же беседе вёл разговор без столь привычной театральности.

– Ты меня сегодня удивил, – сказала Лелёка любимому, когда они остались одни и сидели в гостиной, допивая початую бутылку вина.

– Чем? – Сигрус театрально приподнял бровь.

– Вот, вот этим. Верней тем, что сегодня, во время разговора с гостями, ты не использовал эту принятую в твоей семье театральность.

– Использовал, когда рассказывал про случай с подводной лодкой.

– Да, но только один раз.

– Слушай, они такие милые, искренние люди, все твои друзья, в них нет ни пафосности, ни наигранности. Мне не было необходимости держать с ними дистанцию, что-то демонстрировать им, даже не знаю как объяснить, короче вести себя так, как во дворце. Когда надо напускать на себя какую-то таинственность.

– Да они милые. С ними не надо притворяться.

– А эта твоя театральность порой меня подбешивала, – добавила она.

– Что ж ты не сказала. Я бы старался с тобой вести себя иначе. Во дворце настолько вживаешься в роль придворного, что начинаешь так себя вести со всеми.

– У Советника тоже есть такая манера.

– У всех придворных есть такая манера, а то и похуже.

– Пожалуй.

– Значит тебе понравились мои друзья, – после некоторого молчания, сказала девушка.

– Очень. Ты права во всём. Здесь и красиво, и люди прекрасные. И с семьёй управляющего повезло.

– Ты никогда в жизни не скажешь мне, чьего ребёнка собираешься усыновить? – неожиданно перевела она разговор на то, что беспокоило её с утра.

– Нет, любимая, прости.

– Но ты не просто не можешь отказать этой особе, а хочешь ей помочь.

– Наверно даже больше, считаю своим долгом ей помочь, – начал Сигрус и умолк, поняв, что чуть не проговорился.

Лелёка решила, что она знает только одного человека, ради которого Сигрус рискнул бы жизнью, не задумываясь, собственно на своей службе именно этим он и занимается. Её охватило обычное женское любопытство, как же так вышло. Однако она не стала задавать вопросы, крутящиеся на языке. Верность этой даме была безоговорочна. Раз он дал слово, что никому не скажет, значит не скажет, и нет смысла пытать.

Можно было попробовать выяснить это. Например, сказать: «Правильно ли я понимаю, что эта знатная особа, наша королева». Но зачем прижимать к ногтю любимого человека, который не может сказать в ответ правду. Более того, если вдруг Лелёка ошибается, она всё равно не узнает истину, потому что в любом случае он ответит: «Нет».

Итак, скорее всего её величество беременна и скоро должна родить. Сигруса отпускают со службы с условием, что он заберёт ребёнка и будет воспитывать как своего.

«Готова ли я воспитывать королевского отпрыска?» – задала себе вопрос Лелёка.

«А если не королевского то что, не готова?» – спросила она сама себя.

– Ты задумалась о ребёнке? – осторожно спросил Сигрус.

– Да. Рассуждаю… важно ли для меня, чей он. Повлияет ли это на моё решение. Ведь если мы берём его, то должны полюбить его так, как будто это наш сын или дочь.

– Полюбить… я даже не задумывался об этом. Я больше думал о том, что не могу отказать этой даме.

Оба молчали погружённые в свои мысли. Хотя думали они похоже об одном и том же: смогут ли полюбить чужого ребёнка как своего.

Лелёка подумала о том, что если у них никогда в жизни не получится своих детей, то будет хотя бы этот, королевский или всё-таки нет, на самом деле даже не важно. Но они будут полноценной семьёй с детьми.

Сигрус же задумался о том, что сможет ли он относится к чужому ребёнку как к своему. Не в тот момент, когда привезёт его в поместье, а когда появятся свои родные дети. Не будет ли отношение к ним более душевным. Вдруг приёмный ребёнок почувствует, что к нему другое отношение, не такое нежное, заботливое, любящее.

Лелёка прервала молчание:

– Сигрус, справимся ли мы?

– Ты имеешь в виду, будем ли мы любить его так, чтобы он не чувствовал себя ущемлённым?

– Ага.

– Я тоже об этом думаю. Появятся у нас свои дети. Ну станем ли мы к ним относится по-другому, потому что они наши, родные. А он это почувствует. Станет несчастным, потому что поймёт, что мы его не так любим.

– А кто его возьмёт, если мы не согласимся брать на себя такую ответственность?

– Не знаю. Вряд ли меня об этом известят. Ушлют куда-нибудь подальше от столицы.