Лем. Жизнь на другой Земле

Но если действие книги разыгрывается до 1941 года, то что на стороне немцев делает украинское вспомогательное подразделение? И где, собственно, это всё происходит? В несуществующей местности под названием Бежинец, что немного напоминает проблемы львовских «беженцев». Львовских акцентов тут больше, Агнешка Гаевская заметила, что характерное здание в центре больницы, «турецкая башня» неизвестного предназначения, вызывает ассоциации с львовским еврейским госпиталем, в котором есть такая синагога в мавританском стиле, благодаря проекту Казимира Мокловского[120].

Психиатрическая больница – это очередной лемовский шифр. Операция «Т4», то есть ликвидация психически больных, была для немцев прелюдией к последнему решению еврейской проблемы. Это именно в психиатрических больницах немцы испытали стационарную газовую камеру, которая потом использовалась в лагерях смерти, в таких как Белжец, где погибли дальние родственники Лема.

Лем не хотел открыто писать про холокост. Потому придумал литературный персонаж, который имеет еврейские черты, и если он не выспится, не побреется и не будет нормально питаться, то станет выглядеть, как скрывающийся еврей.

Кроме этого, автору удалось пристроить тут разные свои тогдашние увлечения – от Конрада до своей «Теории функции мозга», от «Волшебной горы» до Достоевского. Поднятые в романе философские, этические и когнитивные вопросы, такие как «этично ли пожертвовать одним человеком, чтобы спасти много людей?» или «как отличить рациональность от безумства?», и сейчас актуальны.

Лем отправил машинопись в издательство «Gebethner i Wolff» в 1949 году. Это был плохой год для польской литературы. На Щецинском IV конгрессе союза польских литераторов тогда был признан социалистический реализм как что-то обязательное для всех польских писателей. Не сильно было понятно, что это конкретно означает, но одновременно для исполнения этой доктрины начата ликвидация независимых издательств, чтобы показать, что соцреализм в данный момент принимается властью. Рукопись попала в Варшаву, в издательство «Książka i Wiedza», которое завладело «Gebethner i Wolff». И тут начались проблемы. «Каждые несколько недель ночным поездом, в самом дешёвом сидячем классе, ездил в Варшаву на бесконечные конференции в издательство», – рассказывал Лем Бересю. Ему говорили, что роман ущербен идеологически, и в связи с этим нужен противовес. И тогда из него выдавили следующие два тома: «Среди мёртвых» (1949) и «Возвращение» (1950).

Выступая в роли адвоката дьявола, скажу, что те обвинения были справедливыми. Роман не имеет ничего общего с соцреализмом, уж скорее с гуманистическим персонализмом, которым Лем заразился в редакции «Tygodnik Powszechny». «Больница Преображения» решительно осуждает таких героев, как Каутерс, – врачей или учёных, которые в людях видят безличностные случаи. Каутерс коллекционирует новорожденных уродцев в формалине, инструментально трактуя пациентов, а когда приходят немцы, он оказывается явным нацистом.

Проблема инструментальной трактовки человеческой личности не касалась только нацизма, это общая черта тоталитарных режимов. С той же системой ценностей Каутерс мог спокойно быть коммунистом. И, вероятно, им бы и оказался, если бы в больницу пришли не немцы, а русские.

Противовес фактически был нужен, не столько идейный, сколько композиционный: Лем закончил книгу мощной захватывающей концовкой. Читатель требует продолжения. Мы хотим знать, пережил Стефан войну или нет!

Лем, очевидно, не думал о читателях, только о себе. Он хотел представить собственную ситуацию: выпускник медицины, который потерял призвание к профессии. И человек, который чудом выбрался из-под горы трупов, поэтому переживает глубокие сомнения в человечности как таковой.

Роман понравился Самюэлю Лему, который пытался помочь в его публикации через своих знакомых в мире издательств. Трилогия вышла лишь в 1955 году во время хрущёвской оттепели, до которой отец Лема не дожил.

В 1949 году Лем окончил медицинский, но сознательно не сдавал последних экзаменов, потому что не желал быть врачом (похоже, это была непроизвольная польза от этого «котла у Хуссарского», потому из высказываний Лема выходит, что «хвосты» у него были по гинекологии и акушерству). В интервью он подаёт конкретную причину: он узнал, что его курс отправляют на пожизненную военную службу. Я отношусь к этому объяснению с долей скептицизма.

Я сам из докторской семьи, потому более-менее знаю, кем был в ПНР врач с офицерским званием. Это означало, что он работает, как и другие врачи, в обычной больнице или поликлинике. Только у него есть разрешение на оружие, талон на машину дорогой марки, несколько медалей в тумбочке и, наконец, ранняя и большая пенсия – одни преимущества! Периодические призывы на военные учения тоже не были слишком обременительны, потому что в армии врач даже лучше, чем интендант, – каждый хочет с ним жить в мире.