Лемминг Белого Склона (СИ)

На праздник Йолль расшумелись вороны. Радость звенела в резких криках. Птицы приветствовали гостя и родича: прилетел Хравен Увесон. Чернобородый колдун сиял, как и воронёный меч, коим он хвастал перед викингами. Рукоять, годная для хвата двумя руками, обтянутая кожей, завершалась бронзовым жёлудем, украшенным красным шнуром с кисточкой. Клинок в полтора альна, гибкий и прямой, был заточен с обеих сторон: и резать, и рубить, и колоть им было бы сподручно. На воронёной стали с одной стороны вились неведомые золотые письмена, бескрылый дракон сражался с полосатой саблезубой кошкой, а с другой стороны мастер выбил северные руны: "ORMSHAUG" и своё клеймо, руну "Турс" в кольце да меч рядом.

- Торвард из Хринг Свэрдан ковал сей клык битвы? - спросил Арнульф.

- Истинно так, - самодовольно ухмыльнулся Хравен. - Ну что, Волчонок, хороша добыча?

- Теперь я понимаю, - озадаченно сказал Торкель, - отчего ты назвал этот меч Змеем Кургана. Кто бы подумал, что ржавая железяка может так преобразиться!

- В Хринг Свэрдан творят чудеса, - пояснил Фрости Сказитель.

- Глянем в деле эту рыбу ран, - фыркнул Кьярваль, - так ли хороша...

И замолк, онемевший.

У его живота, в самом любопытном месте, торчало чёрное остриё.

В совершенной, могильной тишине Хравен вбросил меч в ножны. На бледных губах намёрзла вежливая улыбка.

Кьярваль хотел было что-то сказать, но его клетчатые штаны разъехались в разные стороны, точно створки ворот, открыв всему миру подштанники героя. Молниеносный выпад распорол штанину, не коснувшись кожи. Хравен коротко поклонился.

А Кьярваль удалился под общий громогласный хохот, кисло улыбаясь и поддерживая штаны.

- Да, Увесон, - покачал головой Арнульф, утирая лицо, - неизменны твои повадки. Ты здорово мне поднасрал, там, на пристани в Талборге! Надерзил Сигурду ярлу...

- Подумаешь, Сигурд ярл! - усмехнулся чародей. - Я не сробел однажды дерзить английской королеве, а ты говоришь - ярл...

- Какой-какой королеве? - переспросил Арнульф, пока прочие ухохатывались.

- Супруге Кнуда Великого, - невозмутимо отвечал Хравен, - старой суке Эмме. Та ещё была ведьма, хоть и поклонялась Белому богу...

- Мог бы я сочинять, как ты, - заметил Фрости, икая от смеха, - был бы богач!

Хравен нехорошо прищурился. Не убирая руки с рукояти меча.

- Тебе нарезать мяса, Фростарсон? - спросил чародей.

- Уймись, Ворон! - возвысил голос Арнульф. - Больно жёстко твоё мясо!

Позже, когда все основательно набрались, а Кьярвалю починили штаны, Хаген склонился и шепнул колдуну:

- А я знал, что ты вернёшься, Хравен сейдман.

- Я знал, что ты знал, дружище, - колдун похлопал юношу по здоровому плечу, - нам всё же есть о чём поговорить, а эта зима будет долгой!

Когда первые весенние ветра принесли в Равенсфьорд дыхание Альвстрёма, тёплого течения с юго-востока, Арнульф собрал стаю и повёл такие речи:

- Думается мне, пора поделиться с вами одним замыслом. Собственно, кое-кто из вас уже давно этого ждал, и этого кое-кого я могу похвалить - завидная выдержка. Стар уже стал ваш морской король, не та моя удаль и удача в делах! Нынче желаю удалиться на покой. Ноют разбитые кости, ноги не держат, руки слабеют, да и зрение Седого Орла теперь стало зрением курицы. Выберите себе нового хёвдинга, пусть он водит стаю дорогой чайки!

Тут поднялся шум, и одни волки сечи отговаривали старика, а другие дивились, как же это так, чтобы викинг жил мирной жизнью, как какой-нибудь жирный хозяйчик. Орм Белый ничего не говорил, только зачёсывал по привычке волосы на левую сторону головы, скрывая уродливый шрам. Но Хаген видел в его глазах отсверк северного сияния, видел льдистую ухмылку под густыми усами. Племянник ярла ждал - хладнокровный, инисторёбрый, железносердный. Он ждал этих слов с самого Гравика.

Потому и приполз Белый Змей в гнездо Седого Орла.

Сталь и злато, сила и власть блестели в синих глазах этелинга. Харальд Белый, Орм Белый... Снегом запорошены волосы старого вождя, снег на его пути, всюду - белый хлад. От которого болит голова и коченеют пальцы. Кашель кричит вороном в груди Орлиного волка.

Прежде чем Орм Белый успел взять слово, Хаген резко поднялся, залпом осушил серебряную чарку - и что было ярости грохнул её об пол. Звонкий плач разлетелся под сводами зала. Кованый бок - всмятку. Трещина - как на сколе ледника.

Как на сердце.

- Что случилось, Куробой? - вопросил Кьярваль насмешливо. - Блоха укусила? Или питьё не по нраву? Тебе туда Тролль помочился?

Здоровенный корабельный кот лениво поднял голову и проурчал, глядя на Кьярваля:

- Гауно.

Чем вызвал шквал хохота.

Хаген же поклонился сотрапезникам, и отдельно - вождю.

- Хочу ныне сказать слово, пусть и не в свой черёд.

- Говори, - кивнул Арнульф.

- Скажу, сэконунг, и не языком кённингов, но простыми речами: непростые закончились. Уж прости. Скажу, глядя в глаза только тебе. Твоей лишь душе ведомо то, что в сердце твоём. Я не знаю и, думается, не узнаю, какой ледник придавил твои плечи, что за гора у тебя на сердце. Знаю лишь одно...