Лемминг Белого Склона

А на островах Северного моря и в Хлордвике, самом крупном городе Митфольда, ему понравилось. Там тоже было довольно грязно и смрадно, не то что в подземных чертогах двергов, но во всяком случае — просторно. Морской солёный ветер вольно разгуливал, где хотел: смешивал запахи, разрывал туманы, вздымал дымы, нёс прохладу и свежесть. Люди не ютились в каменных коробах, в домах-курганах, а селились дворами, большими и малыми, широко разбросанными по берегу. Даже в Хлордвике было именно что людно, а не тесно, хотя и там город застраивался плотно, улицы были узкими, вымощены криво, а то и вовсе — никак, ходить приходилось по щиколотку в грязи. К тому же поселение было разбито крепостной стеной, которая, правда, больше напоминала покосившийся забор.

Но всё равно там казалось веселее, чем в Алмаре. Северяне, вопреки тому, что прослыли суровым народом, улыбались искренне и широко, смеялись и шутили много и часто, как правило — громогласно, хотя временами и весьма неизысканно. Ну да Хёгни было не привыкать: сам той же породы. Всё восхищало его в этих людях: гордая поступь, крепкая стать, открытые лица, блестящий лёд улыбок, острый, хищный взор. «Ха! — подумал Хёгни. — Похоже, в этой стране даже у рабов спина не гнётся! Каждый ходит, словно конунг! Нелегко, пожалуй, здешнему владыке сладить со своими людьми». Девушки бросали любопытные взгляды на медноволосого паренька, странного юнгу, что на голову перерос прочих моряков со «Скеглы».

— Ты глянулся местным ивам пива, — толкнул его локтём в бок Бели Белый, почти одних с Хёгни лет, — вперёд, в наступление, славный герой!

— …и пусть обагрится твоё копьё кровью сотни девственниц! — мрачно пошутил Ингви Большая Снасть. — Ты, вроде бы, их рода?

Хёгни неловко улыбался, смущался и прятал глаза. Девчонки хихикали.

На обратном пути видели айсберг, чей расколотый лёд играл на солнце синим и зелёным. Видели пёструю лаву леммингов, что изливалась в море со склонов Брунавикена в безумном порыве. «Твои родичи, Хёгни?» — смеялся Бели, а Сигмар серьёзно доказывал, что лемминги прыгают в воду, чтобы доплыть до Курьего Острова — всякому ведомо, что там у них альтинг.

— Ты, лейдсогеман, муж неразумный, — шепелявил старый Гимли Серый Гусь, — пойди сверьси с картами! На Хенсей тинг у курей. Пошему, как ты думаишь, он так зовётси?

Все смеялись, а Сигмар Пустая Чарка — громче всех.

Не до смеху стало, когда увидели в устье Хримсфьорда, как кашалот сражается с кракеном. А «Скегла» летела, расправив крылья парусов, прямо на них. Море вскипело, волны подбрасывали когг, словно мальчишки — мяч, пенные водовороты всасывали само небо, а чудовищные противники утробно ревели и рвали друг друга в клочья.

— На вёсла, ублюдки! — кричал Фарин, бросаясь к реям. — Очистить палубу! Пиво — за борт! Э, Вихман, ты готов? Хёгни, Бели, спустить парус!

— Нет! — страшно зарычал с кормы Вихман. — Возьми другой галс! Полрумба на запад. Хёгни, сюда. Живо! На, придержи! Сейчас переменится ветер. Проскочим, волей Нюрада! Хэй-йя!

Хёгни принял кормило, навалился всем телом, аж в глазах пошли пятна. И показалось ему: туман обволок Хеннига Вихмана, исчез рулевой, и лишь очи сверкали грозой над миром. А потом исполинская рука, обросшая раковинами да водорослями, развернула корабль, и вихрь туго ударил в паруса, грозя разорвать полотно…

— Проскочили, — Фарин криво улыбнулся занемевшим лицом, — клянусь бородой Нюрада и грудью Кэльданы, проскочили!

— Теперь главное шоб крякин не погналси, — сплюнул Гимли.

— Хэй, Ари, поди сюда, — хрипло позвал Хеннинг, — смени меня. Путь знаешь? Ну и ладно…

— А ты куда? — обеспокоился скипер.

— Пойду поблюю, — осклабился через силу стернман, — у меня, знаете ли, морская болезнь.

Однако блевать клабатер не стал, а спустился в трюм, залез на койку и провалялся до темноты. Хёгни послали проведать его, пока Ари, помощник кормчего, стоял у руля.

— Что это было? — спросил юнгман. — Что ты сделал?

— То, что должно, — сказал Вихман в пустоту, — древние чары клабатеров, за которые надо платить. Это ничего, иные и больше платили. У твоего народа также есть тайные чары, но… — тут кормчий обернулся и взглянул на Хёгни со странной тоской, — да хранят тебя боги, Хаген Альварсон, от этих чар. Ибо проку от них всё меньше.

— Ты уже второй раз называешь меня Хагеном. Почему?

— Мы пока на родине предков твоей матери. Здесь твоё имя чаще звучит именно так.

— Я думал, мы в море, — пробормотал Хёгни.

— Краб тоже думал, — отвернулся к стенке стернман, — да его съели под пиво, — потом поворочался на тюфяке и добавил, — впрочем, мало кто может сказать, что море — его родной край.

«Когда-нибудь у меня будет право на такие слова», — пообещал себе Хёгни.

За первую поездку ему ничего не заплатили, да он и не настаивал. А в следующем году по возвращении в Гламмвикен юнгмана ждал крепкий ремень китовой кожи с затейливой медной пряжкой.

— Носи, заслужил! — похвалил сам скипер.