Лемминг Белого Склона

— Я хочу ходить по морю, — невозмутимо пояснил Хаген, — а коли для этого надобно будет время от времени пустить кому-то брагу жизни иль красного петуха — что за беда. Все смертны. Но, думается мне, не все, кто ходит в викинги, суть одно. Хочу ли я быть таким, как Атли? Нет. Я хотел бы походить на тебя, Арнульф Седой, сын Ивара, коль доживу до твоих годов.

Старик сощурился и проворчал:

— Ты ещё больший недоумок, чем кажешься. Хочешь походить на человека, которого вовсе не знаешь. Впрочем, это твоё дело. Слушай совет, коль он тебе нужен: забудь свою дурацкую легенду о Дальних островах, от неё добра не будет. Тебе лучше называться, ну, скажем, Хагеном из Равенсфьорда. Ты спросишь: почему из Равенсфьорда? Я же отвечу: а почему бы и нет? Это длинный залив и тянется к самому Свартмарку. Там и не такие чудаки живут, и никто друг друга толком не знает. А ты, мол, жил в лесу. В дремучем лесу с волками да медведями. Тебя ж не просто так Леммингом прозвали? Вчера, мол, из чащи вышел, поглядел хоть, как люди живут!

Выдумка показалась Хагену дельной. Что же — Равенсфьорд так Равенсфьорд!

— А что, позволь спросить, ты делал в Эрвингарде? — с невинным видом спросил он.

Арнульф нахмурился:

— А вот об этом — помалкивай до поры. Лучше живётся тому, чьи знанья не слишком обширны! Теперь спи давай, потом сменишь.

Сквозь дрёму до Хагена донеслось бурчание Седого:

— И откуда в мире столько полудурков? Скоро, скоро Рагнарёк…

Вышли на рассвете, огибая рифы и плавучие льдины. Спешить было некуда. Хаген любовался отвесными скалами по обе стороны фьорда, вслушивался в шум фоссов — горных водопадов, изливавших в море серебристую пыль. Гранитные утёсы постепенно сменялись пологими склонами, под которыми на узкой полоске земли ютились хутора. Кое-где люди уже осмеливались выходить во фьорд на рыбный промысел. Жизнь на этих суровых берегах между горами и морем сбрасывала зимнее оцепенение, возрождалась из-под снега робкими эдельвейсами, но чаще — бессмертными мхами и лишайником.

Солнце стояло в зените, когда морестранники добрались до места, где Хединсфьорд резко изгибался к востоку. Здесь берега ещё были закованы во льды, тёплое дыхание Альвстрёма сюда не доставало. Пришлось править к восточному берегу и тащить лодку по льду в поселение.

— Не понравился мне этот фискебот, — проворчал Арнульф, — тяжеловат. Продадим.

И — да, продали. Заплатили им медью и снедью, но от похода в баню и в корчму старик отказался, к немалому неудовольствию Хагена. Викинг посоветовал юноше засунуть неудовольствие псу под хвост и живее шевелить ногами, не заглядываясь на местных девчонок. Хаген пожал плечами и ускорил шаг.

Арнульф, кажется, неплохо знал как Нижний Хедингард, так и Верхний. Миновав улицы и дворы на берегу, путники направились в гору. Там, на склоне, среди скал и пещер, высилось над фьордом каменное гнездо здешнего орла сражений, Эйлифа конунга, и других орлов, ястребов, медведей, волков и вепрей. Это простые люди жили внизу. Наверху же, за кольцом стен и башен, обитали герои в звериных шкурах, защитники Хедингарда и Хединсфьорда.

«Уж тут-то Атли вряд ли посмел бы грабить», — подумал Хаген, а вслух спросил:

— У тебя здесь друзья, Арнульф Иварсон?

— Хотелось бы надеяться, — процедил старик.

Не дойдя до крепости, свернули направо, где в тени утёса виднелась каменная хижина в два яруса: корчма «Под свиной головой». Хозяин, крепкий щетинистый мужик с ранней залысиной, как раз вышел на крыльцо покурить. Завидев Арнульфа, поперхнулся дымом, едва не выронив трубку, а мелкие поросячьи глазки вмиг округлились. Арнульф спросил:

— Хакон здесь?

— Наверху, — закивал хозяин, — я могу быть чем-то тебе услужить, Иварсон?

— А то! — буркнул старик. — Истопи баню да приготовь обед. И горло промочить. Ещё пошли слугу в город — купить нам пристойной одежды, а то ходим в лохмотьях, тьфу, стыдоба…

— Только одежды? — уточнил корчмарь. — Оружие или коней не требуется?

— Только одежды, — заверил Арнульф, заходя в полумрак корчмы. В дверях остановился и добавил, — и не болтай. Пусть слуга потом снимет мерку с этого малого, а мои вкусы ты знаешь.

Уверенно пройдя зал, Арнульф кивнул жене хозяина и ступил на лестницу. Половицы натужно скрипели под башмаками. Хаген, озираясь, шёл следом. Ступени сворачивались бараньим рогом. Наверху, в узком переходе, было ещё темнее, чем в зале. Седой прошествовал в самый конец и постучал в обшарпанную дверь. Особым, ритмичным стуком.

— Открыто! — басовито прогудело в ответ.

В прокуренной, хотя и добротно убранной комнате, за широким столом, сидели трое. Когда Арнульф и Хаген вошли, притворив дверь, они медленно встали, причём один, самый молодой, положил руку на меч у пояса. Седой даже не глянул в его сторону. Стоял и смотрел в глаза грузному пожилому мужчине. Тот огладил роскошные пшеничные усы, не отводя взора. Так они и застыли, скрестив холодные клинки взглядов, а молчание обволакивало их тяжкой пеленой дыма. Тишину нарушил молодой викинг, что схватился было за меч.