Лемминг Белого Склона

Тогда же пали Гильс Арфист и Лейкнир Ледник. На Гильса уронили ночной горшок. Музыкант рухнул с пробитым черепом. А Лейкнир сподобился зарубить херсира западной четверти, но тут же получил мечом по голове. Однако он не просто так носил своё прозвище: стоял до последнего, хладнокровный, сражался обеими руками, иссечённый мечами, исколотый копьями, изрубленный топорами. Не проронил ни звука. Знал Арнульф Седой, кого брать в поход! Остановил Ледника лишь удар тяжёлого копья-брюнтвера в броню рёбер. Лейкнир последний раз взмахнул секирой, обрубил древко, вытащил остриё из груди и сказал с ледяным спокойствием:

— Да, они нынче в моде, эти гранёные наконечники!

А потом рухнул навзничь и ничего больше не говорил.

Следом за ним пали Дрогвар Хмурый и Рати Копчёный. И на этом кончился тот бой. Но продолжался штурм цитадели: над головой Орма захлопали крылья, огромный ворон опустился ему на руку и раскрыл клюв. На ладонь Белому упала золотая монета здешней чеканки.

Орм Эриксон горько усмехнулся, подбросил птицу в воздух и затрубил наступление.

Фрости Сказитель не пошёл со всеми. Он сидел над телом Гильса и пытался отмыть его лицо от нечистот из горшка. Словно не видел, что череп арфиста расколот, что кровь, грязь и мозги тут повсюду, куда ни глянь, что вода во фляге давно кончилась, и что музыканту теперь нет особого дела до того, понравится ли он девицам. Фрости закрыл глаза павшему. Прошептал:

— Похоже на то, что тебе больше не придётся ласкать струны арфы и собирать серебро на пирах, а мне не придётся тебе завидовать, давний мой друг и вечный соперник…

Бьярки лежал под стеной и бредил. Неподвижно глядел в одну точку, бормотал какую-то песенку про трёх сестёр и хромого коня, бледный и потный. Его мелко трясло время от времени. Лейф принёс воды, окатил земляка, чтобы смыть кровь и грязь, а Хаген стянул с одного из мёртвых городских советников меховую накидку и бросил недужащему на полуголое тело:

— Берсерк оброс-таки медвежьей шерстью. К зиме!

— Да ну, гусю в жопу! — проворчал Стурле. — Снова его на руках носить, одоробло такое…

— Тебе полезно, — бросил Торкель угрюмо, — заодно мышцы нарастишь и жирок сгонишь.

— Оба будете за ним приглядывать, — решил Хродгар, которого младшие дружинники негласно признали за своего вожака.

— Нет, — качнул головой подошедший Арнульф, — Торкеля в этом деле заменит сын Лейфа Чёрного: думается мне, он хорошо позаботится о земляке. Волчонок — неплохой мечеборец, и ему следует оттачивать умение в боях. Тебе же, Хродгар, следует уяснить, что мало проку ставить волка сторожить жареный медвежий окорок…

Парни переглянулись с кислыми улыбками: на смех не осталось сил.

— Передохните немного, — сказал Арнульф, — и ступайте со всеми в подземелье: там работы до самого утра. Таскать — не перетаскать.

Пока викинги были заняты милым сердцу грабежом, Арнульф Седой расхаживал по площади, прикладываясь к толстобокой глиняной бутыли. Руки дрожали, пробку выдернуть не смог, отбил горлышко и пил прямо из скола. Словно мертвец, что высасывает мозг из разбитой головы. Вино проливалось кровью на белую бороду.

Рядом стояли, опустив глаза, Бьёлан Тёмный и Орм Белый. Молчали. Ждали.

— Стало быть, ты, сын Сумарлиди ярла, ослушался моего запрета? — без тени недовольства спросил Арнульф. — А ты, племянник Сигурда ярла, отдал ему такой приказ? Верно?

— Не гневайся на доблестных витязей, Орлиный волк, — Унферт Алмарец заступил вождю дорогу, покручивая кончик бороды, — гневайся на меня, ничтожного: это я дал такой совет…

— Разве скажешь по мне, что я в гневе? — процедил Арнульф, отхлебнул, закашлялся, шумно сплюнул, едва не обрызгав Унферта. Тот и глазом не моргнул:

— Как нам было иначе справиться с сотней? А то и с большим во…

Его перебил один из людей Бьёлана, из тех, кого оставили сторожить ворота. Примчался, едва переводя дух, и выпалил:

— Там, это, они, толпа… Колля и Свартана забили, я один убежал. Они…

— Сюда идут, что ли? — вскинул бровь Арнульф. — Много их?

— Много их, да… — гонец глянул мельком на бутыль в руке вождя, тот протянул — хлебни, мол, полегчает. Викинг коротко кивнул, жадно присосался, отёр рукавом губы и продолжил, — десятков пять, а то и шесть. Не сюда идут. Отсюда.

— Уходят? Из города? — уточнил Арнульф.

— Ну да! — просиял викинг. — Через ворота. На север. С пожитками, с жёнами, детьми…

— Ага, — многозначительно высказался сэконунг.

Орм и Бьёлан переглянулись. Геладец предложил:

— Соберу своих, нагоним беглецов, возьмём заложников. Чтобы никто не смел болтать по хуторам, что тут происходит. Утром отойдём, а потом пусть приходят за своими людьми: свяжем их где-нибудь в подвале. Сколько времени тебе выторговать, Арнульф?

— Уходят — да и хрен с ними, — Седой смотрел в ночное небо, затянутое рыжеватыми от пожаров тучами, — всё равно уже наверняка по округе пошла весть… Бонды — медлительный народ: пока зад почешут, пока соберутся… Не жду их раньше полудня. Главное мы свершили, очистили Эрвингард от самых стойких его защитников. Не надо, Бьёлан. Успокойся.

— Самые стойкие — это были стражники? — спросил Тёмный.