Лэндон и Шей. Разбитые сердца

– Лэндон, хорошей отправной точкой будет то, что ты покажешь ей те части себя, которые ты прячешь от мира. Может, это поможет ей открыться.

– Да, хорошо.

Ни хрена подобного.

– Просто прочитай книгу. Клянусь, это поможет. – Она строго на меня посмотрела. – Но я не вмешиваюсь. Я – вонючий швейцарский сыр. Ваши с Шей отношения меня не касаются.

– Принято, Рейн. Я больше не буду тебя выспрашивать. Клянусь.

– Хорошо. Спокойной ночи.

– Спокойной.

Я спускался по ее подъездной дорожке, когда она прокричала мне вслед: – Стой! Лэнд! Есть еще кое-что!

– Да?

Она прикусила нижнюю губу и застонала, хлопнув ладонью по лицу.

– Шей любит пионы!

– Пенисы? – переспросил я.

Ладно, такие подробности могли мне помочь.

Она застонала еще громче.

– Нет, больной ты придурок. Я сказала «пионы». Это ее любимые цветы. Но я ничего тебе не говорила!

Как, черт возьми, пионы и книга о языках любви могли помочь мне влюбить в себя Шей? Я понятия не имел, но моя тупая задница начала читать книгу сразу же, как я вернулся домой.

18

Шей

Мне бы хотелось наслаждаться пытками Лэндона чуть дольше, но мой дом снова превратился в зону боевых действий. Скандалы продолжались всю следующую неделю, и я была измотана.

В тот день я всеми силами пыталась сконцентрироваться на репетиции, не отвлекаясь на ссоры в доме. До меня доносились крики – казалось, в глазах моей бабушки отец ничего не мог сделать правильно. И у нее были причины так думать.

Кажется, запах виски в его дыхании не был моей выдумкой.

Я была измотана ненавистью, бушевавшей в моем доме, и это влияло на мой сон. Честно говоря, я не могла вспомнить, когда в последний раз я нормально спала ночью. Большую часть времени я задавалась вопросом, в порядке ли папа.

Из-за недостатка сна я запиналась во время репетиций, забывала реплики и отставала. Я чувствовала, насколько затуманен мой мозг, и не знала, как прояснить эту завесу. К концу репетиции я корила себя за ошибки. Мне приходилось репетировать дома, чтобы хоть немного компенсировать свою плохую игру.

– Ты сегодня задала жару, – сказал Лэндон, когда я собирала свои вещи.

Его слова не были правдой. Я ошибалась. Я спотыкалась в словах. Я забыла свою реплику, и все же он хвалил меня за хорошую игру. Наверняка он хотел меня задеть – я не могла думать иначе. Однако в тот момент я была не в настроении с ним спорить.

На самом деле мне хотелось расплакаться.

– Не надо издеваться надо мной, Лэндон. Я знаю, что не справляюсь.

Он поднял бровь и склонил голову, но ничего не сказал. Он просто остановился и уставился на меня, выглядя совершенно сбитым с толку.

– Что? – спросила я.

– Ничего такого. – Он покачал головой. – Просто интересно, всегда ли ты судила себя так строго или это твой первый опыт.

– Мне нелегко.

– Что именно?

– Это. – Я указала на сцену. – Актерство не дается мне так просто, как тебе. Большинство людей не могут просто взять сценарий и запомнить свою роль так, словно это самое простое действие, известное человечеству.

Лэндон выучил текст в разы быстрее, чем остальные. Конечно, я не была уверена, что он полностью понимал, о чем говорит, но слова плясали у него на языке самым волшебным образом, заставляя всех поверить, что он – самый настоящий Ромео.

– Однако ты выглядишь так, словно это дается тебе совсем легко, – ответил он низким голосом. – Ты выходишь на сцену и контролируешь каждый ее дюйм. Ты приковываешь внимание людей. Ты излучаешь уверенность. Наблюдать за тобой на сцене – все равно что наблюдать за сотворением искусства в реальном времени. Это нечто всепоглощающее, нечто уникальное – и ты делаешь это так, словно игра не стоит для тебя никаких усилий.

Он провел рукой по волосам и засунул их в карман джинсов. Бицепсы на его руках мягко двигались под тканью, пока он стоял, покачиваясь взад и вперед.

– Неважно, насколько легко или трудно это дается. Важно, как это выглядит, а выглядит это идеально.

Я хотела придумать что-нибудь язвительное. Я хотела ответить ему дерзко, так, как ответил бы он сам, но я была слишком эмоционально опустошена, чтобы это сделать. Кроме того, его слова заставили мое сердце биться чаще, а в такие моменты я не могла быть язвительной.

– Что у тебя стряслось? – спросил он.

– Ничего такого.

– Чушь. Ты потеряна. Почему?

– Если бы я была не в себе, а это не так, ты был бы последним, с кем бы я говорила о своих проблемах, Лэндон.

– Почему это?

– Потому что я знаю, что тебе все равно. Я знаю, что все, что между нами происходит, – всего лишь часть глупой игры.

Он слегка опустил голову, и его плечи опустились, прежде чем он поднял на меня свои голубые глаза – ирисы, плавающие в ласковом море.

– У тебя дерьмовый день, и ты права – нет причины доверять тому, что я говорю. Я известен своей холодностью и бессердечностью, но у меня бывают непростые дни. В последнее время такие дни длятся неделями или месяцами. Я чувствую себя полным дерьмом. Поэтому я бы никогда не использовал твои плохие дни, чтобы тебя задеть, Шей. Не в этом пари, и не в этой жизни.

Я хотела поблагодарить его, но не успела это сделать.