Лэндон и Шей. Разбитые сердца

Я почувствовал себя увиденным. Уже долго время никто не видел мою душу так ясно, как она.

– Да? – выдохнул я.

Мое теплое дыхание коснулось ее губ – ее мягких, пухлых губ.

– Поцелуй меня в ответ, – приказала она, и я так и сделал.

Мои губы.

На…

Ее губах.

Сначала я поцеловал ее нежно, пытаясь не обращать внимания на то, как тесно стало у меня в джинсах. Мой член моментально отреагировал на то, что я целую девушку, – и не просто девушку, а ту самую. Я целовал Шей Гейбл, и каждый раз, когда наши губы соприкасались, она забирала часть моего сердца.

Затем я поцеловал ее сильнее и глубже, слегка приоткрыв ее губы, чтобы проскользнуть языком в ее рот. Я хотел целовать ее так сильно, чтобы ее стоны были единственным, что давало бы мне силы существовать. Я хотел переплести свой язык с ее языком, хотел, чтобы мои руки блуждали по ее телу, исследуя каждый его дюйм. Я хотел ее.

Я хотел ее до боли.

Но потом она остановилась.

Она отстранилась, и ее щеки порозовели – как всегда. Она провела пальцами по волосам и смущенно мне улыбнулась.

– Вот, – прошептала она, медленно проводя большим пальцем по нижней губе, прежде чем нервно ее прикусить.

Боже, Цыпа.

Укуси ее еще раз.

– Вот твой поцелуй, Ромео, – сказала она, открывая дверь и вылезая из машины.

– Спасибо, Джульетта, – ответил я, затаив дыхание.

По крайней мере, мне показалось, что я что-то сказал. Мой разум был настолько затуманен, что я не до конца понимал, что происходит. Я поправил джинсы в области промежности и наклонился в ее сторону.

– Думаешь, нам стоит продолжать репетировать? Только ради спектакля. Хочу показать наилучший результат.

Она рассмеялась, и этот звук заставил меня захотеть ее еще сильнее.

Заметка: не носить джинсы рядом с Шей. Отныне – только спортивные штаны.

– Спокойной ночи, Лэндон.

Она закрыла дверцу машины.

Лэндон.

Скажи это снова.

Она пошла к дому, а я все еще тянулся к ней, как отчаявшийся щенок, жаждущий внимания хозяина. Я поспешно опустил окно.

– Прощай, прощай; минуты расставания исполнены столь сладкого страданья, – крикнул я ей вслед.

Она оглянулась в мою сторону, широко улыбнулась и прижала руки к груди.

– …Что я тебе до самого утра готова бы желать спокойной ночи.

Мы цитировали Ромео и Джульетту. Я начал реплику, а она ее закончила.

Что…

За хрень…

Происходит?

И кто я…

Черт возьми…

Такой?

Я с трудом узнавал себя. Вот я сижу в машине в полвторого ночи, цитируя Шекспира девушке, которую когда-то ненавидел. Ненавидел – в прошедшем времени. По правде говоря, я и сам не знал, когда в последний раз испытывал к ней неприязнь. Может быть, когда год назад она сидела в моей спальне, а может быть, никогда. Единственным, что я знал наверняка, было то, что мои губы покалывало от одной мысли о нашем поцелуе и мне нравился ее вкус.

Я немного подождал, убедившись, что она благополучно дошла до дома, а затем плюхнулся на водительское сиденье. Прижав ладонь к груди, я почувствовал, как бешено стучит мое сердце.

Она это сделала.

Она заставила мое сердце воскреснуть.

Ее поцелуй вернул меня к жизни.

Я сидел, ухмыляясь от уха до уха, как обкуренный придурок. И все это только потому, что я процитировал девушке Шекспира, а она процитировала его мне в ответ.

Возможно, все это было частью игры. Может, она просто залезла мне в душу, чтобы я что-то к ней почувствовал. Может быть, все это было обманом, но в тот момент мне было все равно. Это было так реально и так хорошо.

Да пошла ты, Шей Гейбл!

За то, что снова заставила меня чувствовать.

20

Шей

– Доброе утро. – улыбнулась тетя Пейдж, когда я пришла на кухню, чтобы сварить кофе.

К моему удивлению, она меня опередила. У себя дома я всегда вставала первой. Я выпивала свою чашку кофе до того, как просыпалась мама, но Пейдж, как и я, начинала свой день с раннего утра.

– Доброе.

Я взяла кружку и налила себе кофе.

– Будешь сливки?

– Нет, я пью только черный кофе, как папа.

Она поморщилась.

– Ну уж нет. Предпочитаю добавлять в свои сливки немного кофе, – пошутила она.

Тетя Пейдж была красивой. Она занималась живописью, и за ее ухом всегда пряталась кисточка. Ее одежда была покрыта неизменными пятнами краски, а ее улыбка могла осветить собой любую комнату.

Свои волосы она всегда заправляла под бандану, и смотреть на нее было все равно что смотреть на произведение искусства.

Элеонора была неправдоподобно похожа на свою маму. Вероятно, и обо мне можно было сказать то же самое. Похоже, гены моего дяди и отца оказались недостаточно сильными. Видимо, в нашем семействе женщины взяли на себя полную ответственность за генетику.

Пейдж поправила бандану и посмотрела в мою сторону.

– Итак, как прошла твоя ночная прогулка?

Я удивленно распахнула глаза, но она поспешила мне улыбнуться.