Лэндон и Шей. Разбитые сердца

Я хотел, чтобы она сразу перешла к делу, – к главной причине, по которой мы сидели в ее кабинете.

Какие-нибудь темные мысли, Лэндон?

Нет, миссис Леви. Сегодня нет, но на всякий случай спросите меня об этом завтра.

– Да, но впереди еще целая неделя… – начала было миссис Леви, и по ее интонации я понял, на что она намекает.

Миссис Леви говорила о несчастном случае с Лансом. Это заставило ее немного смутиться. Некоторые люди не умеют говорить о тяжелых вещах, и миссис Леви была одной из них.

Она определенно выбрала не ту профессию.

– Все в порядке, – сказал я, выпрямляясь на стуле. – Я знаю, что в прошлом году я был не в порядке, но сейчас все нормально. Время лечит, верно? С некоторых пор мне и правда полегчало.

– Исцеление не имеет временных рамок. Оно занимает столько времени, сколько потребуется.

Что ж, к этому моменту я чувствовал себя героем самого банального и клишированного ситкома о старшеклассниках во вселенной.

Миссис Леви наклонилась вперед и понизила голос на несколько тонов:

– Лэндон, скажи честно, что ты чувствуешь из-за Ланса? Ты думал о нем в последнее время?

Он всегда был в моих мыслях – как сигарета, которая никогда не прекращает гореть. Я чувствовал его искру всякий раз, когда закрывал глаза. Это было моим счастьем и моим проклятьем. Иногда я был благодарен за то, что он жил в моих воспоминаниях. В другие дни я ненавидел его за то, что он оккупировал мое сознание. У него была привычка являться без приглашения в самый неподходящий момент. Вам когда-нибудь приходилось целоваться с девушкой, которую вы пытались затащить в постель уже несколько недель? А что насчет того, чтобы ваш мертвый дядя внезапно всплыл у вас голове, потому что девушка пахла лимонами, а лимонные леденцы были его любимыми конфетами?

Это могло показаться притянутым за уши, потому что девушка даже не ела лимонных леденцов. Она всего лишь пахла лимоном, но мой мозг предпочитал работать по-своему – проводить глупые и неуместные параллели.

– Не-а. Я почти о нем не думаю, – солгал я.

Миссис Леви натянуто улыбнулась.

– Почему мне кажется, что ты лжешь?

Потому что это ложь, миссис Леви. Теперь мы можем продолжить?

– Людям бывает хуже, чем мне. Я не имею права жаловаться.

Я пожал плечами и постучал пальцами по краю подлокотника. Затем мой взгляд переместился на тикающие настенные часы, – сеанс тянулся мучительно долго. Я не хотел говорить о своих чувствах. Я хотел вернуться домой и делать то же, что и большинство других людей, – лежать в постели и переосмысливать каждый аспект своей жизни.

Она нахмурилась.

– Мы не должны сравнивать боль.

А стоило бы. Пора создать рейтинг, определяющий право жаловаться, на основе наших заслуг, степени и длительности страданий. В мире существуют люди, которым нечего есть. Люди, у которых нет семьи, которую можно было бы любить. Черт, ведь прямо сейчас где-то есть человек, потерявший всех своих близких в автомобильной аварии. Типографская краска на их свидетельствах о смерти еще не высохла. Следовательно, разве я имею право жаловаться?

Миссис Леви изучала меня, словно пытаясь понять мою точку зрения или ход мыслей, но она напрасно теряла время. Она могла смотреть на меня с утра до вечера, и у нее все равно не вышло бы проникнуть в мой мозг. Я не впускал людей в свою душу – они не вернулись бы прежними.

– Лэндон, ты же знаешь, что поступок Ланса не имел к тебе никакого отношения, верно? Он страдал от депрессии, с этим очень трудно справиться. Он был сломленным человеком.

Мне хотелось, чтобы она перестала говорить о Лансе так, словно она его знала. Она знала только то, что было написано в его некрологе. Он не был сломленным. Он был моим лучшим другом. Моей семьей. Моим героем. Он и моя мать взяли на себя большую часть моего воспитания, в то время как отец пропадал на работе. Ланс был младшим братом матери, и они были по-настоящему близки. Когда он переехал в наш дом, мы почувствовали, что такое настоящая семья. Ланс научил меня кататься на велосипеде. Он показал мне, как прыгать через лужи. Он научил меня морали и умел заставить меня смеяться.

Миссис Леви не понимала, о чем говорит, но все равно продолжала:

– Его поступок не имел к тебе никакого отношения. Ты это знаешь?

– Ага.

Это тоже было ложью. Мне бы хотелось не связывать тот несчастный случай с собой, но иногда слишком трудно отделить чужую боль от своей собственной. Вот что делает с человеком любовь – ваши сердца превращаются в одно целое. Вы оказываетесь так близко, что не можете отличить их боль от своей.

Я знал, что Ланс страдал от депрессии, и, честно говоря, думал, что я единственный, кто это заметил. Все остальные были слишком заняты собой. Поэтому я винил себя. Я должен был что-то с этим сделать. Я должен был кому-нибудь рассказать. Я должен был оказаться рядом с ним.

У меня закружилась голова, глаза начали слезиться. Мы, Харрисоны, не слабаки. Выше нос.